Люблю трагический финал
Шрифт:
— Нет, не смотрела…
— А я смотрела. — Мария Федоровна хоть и снизу, из-под шляпки, но посмотрела на Светлову с превосходством. — Так вот, в новостях показывали: самолет разбился. «Боинг». Человек, наверное, сто народу погибло, или даже двести. Все. А один старик, лет, наверное, под восемьдесят, — нет, не погиб.
— Удивительно…
— Знаете почему?
— Почему же?
— Не пора ему было.
— То есть?
— На первый взгляд повезло ему — случайность удивительная… Этот старик рейс перепутал и вместо Лондона в Рим
— А разве не случайность?
— Нет… Вот ведь, обратите внимание… Молодые — того! А он… Самый, наверное, старый был из всего этого самолета. И — нет. А почему, спрашивается? Не пора ему было еще — того…
Мария Федоровна изящно и неопределенно помахала крошечной, будто кошачьей, ручкой.
— Понимаю. — Аня со сведущим видом поддакнула: — Того, туда…
— Вот именно, — заключила старушка. — Всем, стало быть, пора было, а ему, значит, не пора.
«А кстати, где, собственно говоря, у нас капитан? — спохватилась Светлова, вернувшись после визита к славным милым маргиналам в малиновых цветочках. — Что-то давно товарища капитана не видно… И как, вообще говоря, я познакомилась… с ним, с этим капитаном?» — сама себя вдруг строго вопросила Анна.
И ответила: сама к нему пришла… Не совсем, правда, сама, а потому что увидела брошюру фонда в своем почтовом ящике…
А брошюру ведь могли положить и специально… Как приглашение. Для наивной дурочки… Наудачу. Вдруг клюнет…
Вряд ли кто еще из остальных жильцов их подъезда мог столь живо отреагировать в тот момент на слова «помощь в поиске пропавших». Все остальные наверняка эту брошюрку попросту выкинули вместе с прочей макулатурой, а она, Светлова, — клюнула.
Расчет точный.
Все как бы случайно — не придерешься, но как тонко рассчитано. Вот уж, право, не дурак…
Но, впрочем, товарищ капитан Ане никогда дураком и не казался.
А казался он ей… Казался он ей, глупой, бескорыстным, благородным и бесстрашным человеком. Вот это и обидно.
Странное выражение «плюнуть в душу»… Тем более что никто и не знает, где она, конкретно, находится, да и есть ли вообще… Хирурги вот, много раз констатировавшие смерть, говорят, что нет…
Но если есть, то тогда можно с уверенностью констатировать: в нее, душу, плюнули! А подозрение насчет капитана — одно из самых черных событий в Аниной жизни.
Просто подкоп, самый коварный и черный подкоп под ее миросозерцание.
Как он узнал? Ну да, как он узнал, в какой почтовый ящик класть?
И Светлова вспомнила тот растревоживший ее взгляд… Чувство «разглядываемости», которое испытала тогда перед домом Джульетты… Когда пришла туда по просьбе Елены Давыдовны.
Под конец Елена Давыдовна вышла ее провожать на улицу… Потом она вернулась домой… а Светлова все еще стояла и разглядывала дом и подъезд…
И если предположить, что кто-то, кто имел отношение к исчезновению Джульетты, следил за ее квартирой, он мог проследить и Светлову. По крайней мере, до ее собственного подъезда…
А потом по всем квартирам этого подъезда рассовал брошюры.
Да. Вдруг клюнет? И Светлова клюнула.
И вообще, как удобно… «Помощь в розыске пропавших»… Особенно если ты сам же и помогаешь им пропадать!
Эта его ненависть к цыганкам…
Месть?
Не может забыть сестренку и мстит цыганкам… Или тем, кто на них похож.
Зачем он ей помогал? Очень просто: хотел, чтобы она узнала, что Джулька — проститутка… Чего, мол, такую пропажу разыскивать! Мол, успокойтесь: риск — часть их профессии; для такой дамы, как Джульетта, иначе все и закончиться не могло.
Надеялся, что «приличная и пристойная» Светлова шарахнется от всей этой истории в ужасе, чтобы не замараться и не шокировать себя подробностями неизвестной ей жизни. Как говорится, не обо всем, что существует на свете, должны знать маленькие девочки… Но этого не случилось. Светлова ввязалась в розыски. Хотела получить информацию от бомжей. И бомжи исчезли! После того, как капитан не дал ей с ними переговорить…
И это, конечно, означает, что они действительно что-то знали.
Еще один представитель Аниного поколения, вернее, одна — по имени Тина Бурчулидзе, — обреталась в половине двенадцатого яркого солнечного дня на Красной Пресне, в здании Экспоцентра.
«Двадцать долларов в день. Хорошая прибавка к стипендии. — Так охарактеризовала в телефонном разговоре Ане свою работу Бурчулидзе. — Жаль, что это бывает нечасто. Дай бог, несколько выставок в году. Приезжай! Посмотришь, как я работаю. И возможно… Я тебе помогу».
Тина была на выставке не просто переводчиком. А моделью-переводчиком. Поэтому видно ее было издалека. Окруженная стеной ротозеев, Тина с высоты своих ста восьмидесяти пяти — плюс каблуки! — тоскливо смотрела поверх голов окружающей ее человеческой массы. Куда-то вдаль…
Туда, очевидно, где не надо было за двадцать долларов отвечать на глупые вопросы и украшать собой стенд никому не известной фирмы. Смотрела в прекрасную, видимую только ей даль, где были, по всей видимости, дом, автомобиль, суженый и обеспеченное будущее…
Сама же публика, окружающая Тину, с глубокомысленным видом изучала выставленное на стенде оборудование. Столь хитроумного вида и назначения, что Светлова терялась в догадках, что бы сие могло означать и какое могло иметь предназначение?
Наконец Тина высвободилась из плотного кольца любопытствующих.
— О чем они тебя спрашивают? — поинтересовалась Аня, предполагая, что с таким глубокомысленным видом могут рассматривать столь сложные экспонаты только сведущие в предмете личности, то есть понимающие что к чему специалисты.
— О чем они спрашивают?! — Тина тяжко вздохнула. — Ну, о чем они могут спрашивать! Нет ли у меня воздушных шариков? — спрашивают они. Разумеется, только об этом.
Аня рассмеялась:
— Правда?!