Люблю. Ненавижу. Люблю
Шрифт:
Валду Рейтель строго покосился на дочь и отхлебнул кофе.
– У мамы снова мигрень, – расплылась в улыбке Деспина. – Довезешь меня, пап?...
– Ешь, и поехали! – кивнул он.
«Зубы со скобками – вот еще отличие, и детский голос...» – вздохнул и улыбнулся Валду Рейтель.
– Я тебя жду в машине, – вставая, намеренно строго сказал он.
– Па, сегодня маскарад! – вслед крикнула ему дочь.
– В кого ты нарядишься?... – обернулся Рейтель.
– В Смерть, – хмыкнула Деспина. – Я буду сегодня в классном костюмчике...
– Почему такой странный выбор?... – опешил Рейтель.
– Долго объяснять, па... Ну, я иду!..
Валду Рейтель покосился на диван в гостиной, от которого пахло так же, как в спальне жены, – мускусом и чем-то похожим на пот, и вышел из дома. Строители еще не пришли – было слишком рано. Еще недостроенная веранда пустовала. На дорожке сидел знакомый кабысдох и чесался. Рейтель покосился на пса и подошел к бассейну... Что-то плавало там в глубине. Рейтель наклонился и поморщился – похоже, на самом дне у стока плавали презервативы. Их было не меньше двух десятков...
«Такие моменты не украшают семейную жизнь», – подумал Рейтель, садясь в минивэн и осторожно разворачивая его... Деспина с пакетом, из которого выглядывал латексный маскарадный костюм, уже бежала к нему.
– Подожди, па! – махнула пакетом она. – Я бегу!..
– Жду, – кивнул Рейтель. – Не спеши...
С неба на них смотрело утреннее солнце с косыми и растрепанными лучами.
Размеренная жизнь продолжалась...
Затрещина
Уже неделю, с того самого дня, как Рейтель перевел меня в контору по недвижимости, мне через ночь снятся кошмары. Они варьируются, но суть их такова: я стою голая – над пропастью, а сзади кто-то тихо и гадко смеется!..
Вот и сегодня я вскочила как ошпаренная, вдруг вспомнив, что со мной было прошлым вечером, когда я вернулась в казарму. Я так и не решилась переехать ни к кому, кто хотел, чтобы я жила рядом... Интуитивно я чувствовала, что мне ни в коем случае не надо смешиваться с чьей-то жизнью... Ведь когда проживаешь рядом с другим человеком, то волей-неволей жизни переплетаются, как сигаретный дым двух курильщиков.
Четкое ощущение и разграничение родного и чужого: я физически не могла жить бок о бок с чужими людьми. А ведь родного-то человека можно так и не встретить больше никогда!..
Так вот, вечером, когда я вернулась в казарму, из-под двери моей комнаты торчал – какой-то бумажный хвост! Я оглянулась, не решаясь войти, хотя «хвост» был похож всего лишь на уроненную кем-то газету... По коридору шли люди, кто-то поздоровался со мной, я кивнула в ответ и, набравшись храбрости, толкнула незапертую дверь; скрипнув, она открылась вовнутрь, и я поняла, что в комнате у окна сидит... гость. И гостем был детектив Кукулис...
Я пригляделась и охнула – Кукулис ел мою колбасу!.. Ту, что осталась после вчерашнего ужина. Холодильник был раскрыт, обчищен и обесчещен!.. Смотреть на это было выше моих сил и, бросив сумку через всю комнату на кровать, я в три прыжка подскочила к самозванцу и надавала ему затрещин!
– Ты что? Что-о-о? Что-о-о?! О-о-оооо-О-ооо-О......о-о-о-о...о-о-о...
После моей последней затрещины Кукулис не удержался и выпал, просто-напросто вывалился, как мешок с отрубями, из окна со второго этажа – прямо на землю... Через минуту я, борясь с невыразимым ужасом, заставила себя выглянуть туда... В вечерней темноте на земле под моими окнами лежал маленький однорукий человек и стонал!..
И мне вдруг стало невыносимо стыдно!!!
«Расправилась с инвалидом!» – подумала я и, закусив рукав, бросилась бегом на улицу... Кукулис уже сидел, держась рукой за голову, и стонал тихо-тихо... Я помогла ему подняться, отряхнула от скошенной травы вперемежку с землей, вручила искусственную руку, которая валялась поодаль и хотела уже просить прощения.
«Нельзя жалеть змею!» – вдруг вспомнила я бабушкины слова и ушла не оглядываясь.
– Ну, ты подумала?... – крикнул мне вслед Кукулис. – Так выйдешь за меня?... Или... не выйдешь?!
Рука у меня снова непроизвольно зачесалась, но я закрыла глаза и, не глядя, почти что на ощупь, вошла в казарму.
– Эй! – выглянула из бельевой припозднившаяся Колпастикова. – Саш, тут...
Я кивнула и прошла мимо – говорить с комендантшей мне не хотелось абсолютно. Она там что-то еще сказала мне вслед, но я не стала оборачиваться. Ушла, и все.
Штраф
Вот и сегодня день начался совсем не с вендетты, которую я то замышляла, то откладывала, малодушно опуская руки, уговаривая себя уйти по-хорошему из фирмы Рейтеля и забыть обо всем... Но работа в Тапе на дороге не валялась, а есть-то нужно каждый день; во мне вдруг ни с того ни с сего проснулся такой зверский аппетит, что за месяц я поправилась на четыре килограмма и стала лучше выглядеть – меховщик Йозеф еще вчера назначил мне свидание, на которое я не пошла, по причине... Да просто без причины – не пошла, и все... Ну его! Он и сегодня, когда я шла мимо его магазина на работу, моргнул мне в сторону ресторана Аронсона, я улыбнулась, кивнула и прошла мимо... «Ну, что же, может быть, – подумала я, – в ресторан сходить, конечно, совсем не мешает».
Так вот, перед обедом все получили зарплату, и я вдруг с изумлением обнаружила, что за неделю работы получила... как за один день!
– Все вопросы – к хозяину, – пожала плечами кассирша. – Кажется, тут какие-то штрафы, – пробормотала она, разглядывая ведомость.
Рейтеля долго не было в тот день... Потом он приехал и закрылся в кабинете с каким-то важным клиентом, потом пошел с ним обедать к Аронсону, потом вернулся, чтобы взять какие-то документы и сразу же уехать, и тут я встала у него на пути...
– Почему? – спросила я.
Рейтель смерил меня равнодушным взглядом и обошел, потом обернулся, а сзади стояла Белокурая Мечта...
– Объясни, – сказал он секретарше и уехал на своем минивэне в сторону вокзала.
Белокурая Мечта пожала плечами.
– Я ничего не знаю, – фыркнула она. – Спроси у него завтра сама, Саш... Ой, а завтра его не будет, он в Таллин уехал.
Я села на свое место, хмуро оглядела кипу документов, которые мне свалили на стол агенты по недвижимости, и начала набирать на компьютере текст – руки у меня тряслись...