Любовь и магия (сборник)
Шрифт:
«Куда же мы теперь, – думал Ансельм. – Я беглый солдат, мне грозит расстрел перед строем, Арнелла все равно что сирота. Я не знаю жизни, она – тем более. То, что мы целы и на свободе, настоящее чудо. Ничуть не меньшее, чем волшебное исцеление Арнеллы. И все, что у нас есть, – вера в чудеса…»
А еще подумалось странное: будь он сочинителем, поставил бы точку на этом самом месте, предоставив читателю домысливать остальное сообразно своим наклонностям…
Из-за мыса показался баркас. Он шел близко к берегу, и Арнелла,
– Эй, на лодке! Куда путь держите?
Ансельм поспешно сорвал с головы армейское кепи, понимая, впрочем, что моряк у руля и без того узнает в нем шлезского солдата. И все же с баркаса ответили:
– В Лувайю!
Вольный город Лувайя стоял на другом берегу залива. Он не подчинялся ни королю Шлезии, ни дожу Талании, ни императору Галардии, ни другим окрестным владыкам. Лувайя торговала со всем светом, владела крупными островами в Срединном море и богатыми землями на материке. Даже грозные очары избегали нападать на ее корабли.
– Возьмите нас с собой! – крикнула Арнелла.
– А деньги есть? – спросили с баркаса.
– Есть! – Ансельм подбросил на ладони тощий солдатский кошелек.
– И у меня серебряный кулон с аметистом! – добавила Арнелла.
Судно повернуло к берегу, и вскоре они оказались на борту.
– Негусто, – звякнув медяками Ансельма, вздохнул моряк.
Глаза его на огрубелом, изрезанном морщинами лице были молоды и светлы, как море на мелководье.
Арнелла потянулась снять с шеи тонкую цепочку.
– Оставь, – махнул рукой хозяин баркаса. – А вот сабля твоя, парень, мне бы сгодилась.
Ансельм опустил глаза – вот это да: из ножен привычно торчал эфес с дугообразной гардой.
Власть богини не кончалась за порогом святилища. Она взяла ненавистное ей оружие и вернула тому, кто, по неведению, принес его к ней в дом.
Юноша расстегнул ремень и отдал моряку вместе с ножнами и саблей.
Арнелла с жадностью глядела вокруг, хотя глядеть было особенно не на что – только море, небо и далекие скалы. А потом не стало и скал. Девушка запрокинула голову:
– Какая дивная, какая волшебная синева…
Светлоглазый моряк усмехнулся:
– Ты точно сто лет неба не видела.
– Можно и так сказать, – засмеялась Арнелла. – А когда мы будем в Лувайе?
– К закату.
Ансельм попросил нож и тщательно срезал с форменной куртки все шевроны, сковырнул кокарду с кепи. Пуговицы с гербовой мантикорой моряк посоветовал оставить – они медные, если припечет, можно продать.
Когда на горизонте показались башни городской фортеции, светлоглазый спросил:
– Есть у вас кто в Лувайе?
Ансельм и Арнелла дружно покачали головами.
– Куда же вы пойдете?
Он пожал плечами, а она сказала:
– Туда, где нет войны.
Пришвартовались у дальнего причала. Ансельм с двумя портовыми грузчиками помог хозяину перетащить ящики с баркаса на берег, а затем в одно из складских зданий.
– Я оформлю груз, – сказал моряк, пока молодой шлезец утирал пот. – А вы, ребятки, погуляйте в сторонке. Постарайтесь не мозолить глаза таможенникам. Закончу, сведу вас к сестре. У нее здесь лавка. И, парень… держи, пригодится!
Он бросил Ансельму его же собственный кошелек. Это ли не чудо?
Арнелла сжала руку юноши, ее глаза сияли, как звезды.
Бывший солдат поднял взгляд к небу. В бездонной вышине не было лика богини, ничто не указывало на то, что великая Аккарта его слышит, и все же Ансельм шепнул беззвучно, одними губами:
– Спасибо!
Марина Ясинская
AMORE LETALIS
Когда незнакомец вошел в таверну, посетители не обратили на него особого внимания. Через Мьелин проходит большой тракт, проезжие тут – дело обычное, очередным рыцарем никого не удивишь. Тем более если он не в позументах и пурпуре, выдающих богатство и высокое положение, а в неприглядном черном плаще и грязных сапогах.
Незнакомец подошел к стойке, за которой стоял хозяин, выпростал из-под куртки распятие, прижал к губам и произнес:
– Крест вашему дому.
А крест-то был не простым, а серебряным, с вставленным в него красным камушком, отметил хозяин таверны Хенлин, целуя свой оловянный крестик в ответ. И не на бечевке или кожаном шнуре, а на серебряной цепочке затейливого плетения.
– Чего пожелаете, господин? – спросил хозяин таверны уже приветливее, – изысканное серебряное распятие вызвало уважение к его владельцу.
– Вина, – ответил незнакомец, показывая серебряную же монету.
Хенлин вмиг смекнул, что вином дело не ограничится, – за такую монету этот рыцарь потребует кое-чего еще. Например, хорошо поджаренного каплуна и сыра со свежим хлебом, стойло для коня, лучшую комнату на ночь и девку. А еще, может даже, полную кадушку горячей воды, купанием сейчас многие балуются.
– Дора! – прикрикнул он на служанку, что перемигивалась с торговцем, сидевшим за дальним столом. – Дора, вина господину! Что-нибудь еще? – спросил Хенлин, угодливо поворачиваясь к рыцарю и выжидающе глядя на серебряную монету, которую тот пока не собирался отпускать.
– Да, уважаемый, требуется твоя помощь, – чуть прищурив серые, слегка раскосые глаза, ответил рыцарь. – Мне нужно кое-что узнать, и если ты поможешь, то монета твоя.
Что-то загрохотало на кухне, рыцарь повернул голову на шум – и тут хозяин таверны увидел на шее у незнакомца несмываемый знак солнца с крестом внутри. Символ езуитов, самого страшного из пяти Орденов святой церкви-Экклезии. Хенлин невольно вздрогнул. О «мечах езуитов», рыцарях, состоявших на службе Ордена, слухи ходили самые разные, но только не добрые.