Любовь и магия (сборник)
Шрифт:
В гарнизоне росло волнение. Стрелки боялись не столько таинственных убийц, сколько отмены увольнительных. Барон Холлак не решился пойти на крайнюю меру, лишь издал приказ возвращаться в казармы засветло. Заодно усилил ночные патрули, провел несколько облав. Один Всесущий знает, был ли от этого прок.
Ансельм предпринял собственный поиск. Он исходил окрестности Фонтанной улицы вдоль и поперек. Исследовал переулки, поднимался к руинам старой городской крепости, спускался вниз, к морю, и в конце концов совершенно запутался. Решив уже искать дорогу назад, он свернул
Череда неровных ступеней меж глухих стен, ветви над головой сплетаются в густой полог, многорукий плющ, клонясь к самой земле, тянет к прохожим темные глянцевитые ладошки. А вот и столб, облепленный сочной зеленью, – сквозь листья и стебли видна стершаяся резьба.
Ансельм задрал голову и стал медленно поворачиваться вокруг своей оси, оглядывая каменные ограды, массивные двери, окна верхних этажей. Который из домов?..
– Меня Арнелла зовут, – прозвенело с небес серебряным колокольчиком. – А тебя?
Ночное видение сидело на балкончике среди петуний и гортензий. На девушке было голубое платье с пышными рукавами, в волосах, собранных в высокую прическу, играло солнце. Ни дать ни взять фея цветов в золотой короне.
Ансельм назвался. Горло перехватило, в висках застучала кровь.
– Не слышу! – Девушка перегнулась через перила, и цветы заключили ее в малиново-розовые объятья.
«Невероятно, – думал Ансельм в смятении. – У нее такой ясный, живой взгляд. Как она может быть слепой?»
Он прокашлялся и громко повторил свое имя.
– Входи, Ансельм, дверь открыта, – сказала Арнелла. – Я сейчас спущусь.
Цветы на балконе затрепетали и сомкнулись, поблекнув без своей царицы – голубой лилии с золотой сердцевиной.
Ансельм на четверть выдвинул саблю из ножен и осторожно толкнул дверь, крашенную темно-синей краской. Залитый солнцем двор был пуст. Лоснились листья олив, желтели лимоны, рыжели апельсины. Посредине мощеной площадки поднимался колодец, прикрытый деревянной крышкой, в тени навеса темнела бочка в чугунных обручах. Маленькие верткие птички, присев на ее края, окунали носики в воду и звонко щебетали.
Хлопнула дверь дома. Ансельм приготовился обнажить саблю. Но это Арнелла бежала к нему через веранду – легко слетела по ступеням, ни разу не споткнулась, не оступилась. Она точно знала, где стоит Ансельм. Может, она и не слепа вовсе?
Подойдя, девушка неуверенно ткнула ладошкой ему в грудь. Тонкие пальцы пробежали по шевронам, карманам, пуговицам.
– Я шлезский солдат, – сказал он. И затаил дыхание.
– Знаю.
– Ты меня не боишься?
– Ни капли. Ты добрый. Ты не сделаешь мне дурного.
– С чего ты взяла?
– Я слышу.
– То есть как – слышишь?
– По голосу. По шагам. Ты ведь был у нас пару дней назад, правда?
Ансельм не ответил, и девушка взяла его под руку:
– Ну же, пойдем в дом. Мама будет рада тебя видеть.
И Ансельм пошел, хотя все его существо кричало: беги, это ловушка!
Через крохотную прихожую с белеными стенами Арнелла увлекла гостя на второй этаж – в гостиную, обставленную темной мебелью.
Черноволосая сидела в кресле у окна и вышивала. Увидев Ансельма, она вскинула гибкую бровь, но больше ничем удивления не выказала.
Ночная убийца.
Мать Арнеллы.
При свете дня фамильное сходство бросалось в глаза. Но красота Арнеллы была свежей, трепетной, согревающей сердце. А красота ее матери – холодной и острой, как сталь, закаленная в горниле многолетней ненависти.
– Это Ансельм, – представила его Арнелла. – А это госпожа Инесса Бико, моя мама.
Госпожа Инесса. Казалось немыслимым обращаться к ней иначе. Вся в черном, строгая и величественная, как статуя. Ни намека на игривую кокетку или лютую пантеру, какой она предстала перед Ансельмом пару ночей назад.
Опустив вышивку в корзину для рукоделия, госпожа Инесса сложила руки на коленях:
– Я должна кое-что рассказать вам, господин Ансельм.
– Просто Ансельм, – неловко отозвался юноша.
– Хорошо. – Милостивый кивок.
– Мама, не надо, – вмешалась Арнелла.
– Можешь выйти и подождать за дверью, если тебе неприятно. – Голос ровный, без выражения, будто не женщина говорит, а кукла.
Арнелла потупилась:
– Я останусь.
– Так вот, Ансельм, – вновь начала госпожа Инесса. – Когда ваш король впервые завоевал Раную, я была молодой и счастливой. У меня был прекрасный муж, чудесная маленькая дочурка, красивый и богатый дом. Я носила второго ребенка, он рос у меня под сердцем, и я знала, что это будет мальчик, славный крошка… Но началась война. Мой муж ушел сражаться и погиб. От горя у меня случился выкидыш.
Ансельм заметил, как Арнелла отвернулась, прикусив губу. Госпожа Инесса чуть помедлила – не замешательство смятенных чувств, а точно выверенная пауза.
– В Раную вошли шлезцы. Наш дом занял барон Юрглен, высокопоставленный королевский маг. Он был светским человеком и вел себя как гость, а не как завоеватель. Со мной был галантен, с Арнеллой – ласков и частенько развлекал ее магическими фокусами. Однажды он сотворил дивную розу, каких не бывает на свете. Цветок плыл в воздухе, переливаясь всеми красками радуги. Арнелла протянула к нему руки, и тут роза взорвалась, превратившись в маленькое солнце. У меня и у няньки, которая была с нами в комнате, потом долго рябило в глазах. А Арнелла ослепла полностью. «Ах, какое несчастье! – воскликнул барон. – Розу ни в коем случае нельзя было трогать. Разве я не предупреждал?» Он обещал вернуть Арнелле зрение. Если я проявлю к нему благосклонность…
Два острия впились в Ансельма – зрачки госпожи Инессы, бесцветные и убийственные, как вороненая сталь.
– Он солгал. Скоро я наскучила ему, и он выгнал нас с дочкой на улицу. Моя мать немного владеет магией. Я надеялась, она вылечит Арнеллу. Но ни заклинания, ни зелья не помогли. Когда император Вегедар вынудил шлезцев покинуть город, оказалось, что особняк мужа разграблен. У меня не было денег, чтобы его содержать, и я окончательно переехала к матери, в наш старый родовой дом. С тех пор мы живем здесь втроем. И не жалуем незваных гостей.