Любовь и ненависть

Шевцов Иван Михайлович

Ева, конечно же, стоящая женщина, океан любви и страстей. В

этом океане нетрудно потерять голову даже опытному

капитану, если у него чуть-чуть не хватает трезвого ума.
– И

снова обласкал меня доверчивым отеческим взглядом, в

котором было что-то просящее и в то же время требовательно-

неумолимое, до жестокости. Продолжал: - Я помню: раньше,

перед тем как принять серьезное решение, ты всегда

советовался с друзьями.

И никогда об этом не жалел. Верно

говорю?

Я кивнул.

– Почему же сейчас, черт возьми, - он не выдержал,

взвинтился, - почему ты не советуешься, прежде чем решиться

на самоубийство?! Явное самоубийство. Больше того - ты

убиваешь своих друзей, убиваешь журнал!..

Вдруг умолк, сделался угрюмым, лицо исказилось в

каком-то лихорадочном смятении. Я терпеливо ждал, что он

еще скажет, пусть выскажется до конца. И он прибавил уже

прежним мягким, рассудочным тоном, призывая к

благоразумию:

– Зачем тебе Ева-жена? Став твоей женой, она навсегда

перестанет быть той богиней, которую ты знаешь теперь. Это

юнцам известно, что самая отличная жена не может

сравниться даже с заурядной любовницей. Никакая жена не

даст тебе того, что дает любовница. Пусть все остается как

было. Поверь моему опыту.

Конечно, по этой части он гораздо опытней меня. Он

много видел разных звезд, знает им цену. И все же я подумал,

что в нем заговорила ревность: Савелий сам был влюблен в

Еву. Он ее нашел, вывел в люди, сделал кинозвездой. До

знакомства со мной она была в близких отношениях с

Савелием. Но я не хочу об этом знать - мы не ханжи. Какое это

имеет значение для цивилизованного человека второй

половины XX века? Я думаю, что и сейчас они больше чем

друзья. И она верна мне ровно настолько, насколько верен я

ей. Да и говорить о верности в нашем положении банально. Но

я люблю ее. Люблю, как никого другого на свете. Это мне

совсем не мешает встречаться с другими женщинами. Те,

другие, - так, мимолетное увлечение. А Ева всерьез, по-

настоящему. Между прочим, мое решение уйти от Жанны

осудили поголовно все в нашем кругу, и единодушно. Даже

старик Двин. Я заколебался. И пока раздумывал, композитор

скоропостижно женился... не на Еве. И сама Ева неожиданно

передумала, сняла свой ультиматум. Я догадываюсь, что и

поспешная женитьба композитора и "отбой" Евы - все это

быстро организовали мои добрые друзья. Значит, я был не

прав в своей попытке совершить

легкомысленный шаг.

Впрочем, ерунда. С Евой тоже все утрясется.

Собственно, из-за чего мы поссорились? Я ей сказал, что мне

не нравятся ее отношения с Савелием Чухно - эта рабская

покорность, унизительная для нее. Я не хочу, чтоб у

прекрасной Евы был повелитель. Даже сам я не смею

претендовать на эту роль, потому что сама Ева рождена

повелевать нами...

Ну ничего, с ней мы помиримся. А вот этот американский

физик. Он чем-то хвастался. Я сказал, что наши ученые в этом

деле давно заткнули за пояс своих западных коллег и назвал

последнее открытие, еще не опубликованное в печати.

Впрочем, для него, думаю, это уже не тайна, он мог узнать от

Евгения Евгеньевича. Тесть уже упрекал меня в излишней

болтливости. А мне хотелось ему сказать: исцелися сам.

Позвонил Гриша Кашеваров, сообщил, что пришла

верстка очередного номера "Новостей".

– Будешь смотреть?
– спросил он.

– Обязательно.

– Привезти домой?

– Сам приеду в редакцию.

Гриша мне предан, как друг и брат. В нем нет ничего

лакейского. Но правдолюбцев я не люблю. Уж лучше

откровенный подхалим, честный холуй, чем эти

принципиальные правдолюбцы. Холуй - существо

бесхарактерное. У него нет идеалов, он не способен

самостоятельно не только рассуждать, но и мыслить, тем

более о высоких материях. Холуй думает исключительно о

себе. Во имя своего благополучия он идет на все - на подлость,

унижение, на демагогию и цинизм. Он готов провозглашать

высокие лозунги и, прикрывшись ими, делать низкие дела. И я

принимаю холуев. Потому что без них, без лакеев, трудно жить.

Лакей - это не должность, а племя. Оно было, есть и будет во

все времена, у всех народов. Оно вненационально. Лакей

может занимать любую должность. Он может служить кому

угодно, продать кого угодно. Лакей мне противен, как противен

баран или индейка, но я люблю шашлык из барашка и сациви

из индейки. По сравнению с принципиальными героями-

патриотами лакей, помимо всего прочего, безопасен. Если он и

ненавидит хозяина, то все же он боится его, и из страха

потерять должность и кусок холодного пирога он никогда не

полезет на рожон, не станет перечить хозяину даже тогда,

когда тот пожелает его дочь или жену. Но есть крайняя