Любовь и ревность. Хроники
Шрифт:
Тлетенай из-под крыши конюшни смотрела в след уехавшей Бэлы, радуясь за влюбленных. Вдруг, лошадиная морда уткнулась ей в спину и недовольно фыркнула. Она резко обернулась, отскочив немного назад, и сердце её оборвалось: «Не может быть! Это же конь Аюба!» Дурные предчувствия охватили ее сердце. Она бросилась к кунацкой, где ночевал Дах. Дверь была не заперта. Приоткрыв её, она окликнула брата. Никто не ответил. Подождав немного, она ещё несколько раз прокричала его имя. Тишина. Сердце её бешено заколотилось, а уста прокричали: «О, Ахын! Отец! Отец! Проснитесь! Беда!»
Аюб стоял на коленях у самого края теснины. Внизу ревела Шхагуаше. Дождь лил непроглядной стеной. Один конец аркана привязали к его ногам, другой к той самой корявой сосне, где совсем недавно он рассказывал своей любимой легенду о реке. Рядом тяжело дышал Дах.
– Последний раз спрашиваю: где Квели?
– Можешь даже убить меня, но ты её не получишь!
– Смотри не наделай в штаны! – Дах запихнул кляп в рот брата, кипя от злости.
– Дах, кто-то едет верхом! – расслышал стук копыт Мос.
Один только Аюб знал, кто это был. Сердце его заныло. Он всё испортил! Подвел Тлетенай, Бэлу и Квели. Сейчас его любимая увидит весь ужас происходящего, увидит униженного Аюба, грязного, окровавленного, подранного как собаку. Нет! Она не должна его увидеть! Привстав, он сильно оттолкнулся и прыгнул в бездну.
Бэла уже расслышала чьи-то голоса впереди. Её это насторожило. Михаил должен был быть один. Она спешилась и медленно, скользя по мокрой траве и камням, пошла к месту встречи.
– Держи его! – Бэла узнала голос Даха.
– Он прыгнул! Безумец! – кричал незнакомый голос.
– Ему конец!
Вмиг Бэла поняла, кто и куда прыгнул. Неведомая сила, подхватила её хрупкий стан и понесла вперёд. Голос, непохожий сам на себя дико кричал: «Михаил! Михаил!»
Этот крик словно шашкой рубанул по голове Даха, и остановил его попытки вытащить болтающегося на аркане брата.
– Бэла? – он не поверил своим ушам.
– Это она? – подтвердил Мос.
– Оставьте Аюба! Пусть повисит! И ни слова девчонке!
Бэла как в стену влетела в крепкое тело Даха. Он схватил её за руки и их взгляды встретились: его хитрый расчётливый полный злобы и её пронзительный жёсткий полный призрения.
– Что ты здесь делаешь? Остановись, женщина, ты унижаешь себя!
– Где Михаил? – прошипела она.
– Какой Михаил? Я твой будущий муж!
– Где Аюб?
– Он сделал свой выбор: прыгнул в реку, избавляя семью от позора!
– Ты лжешь! Убийца! Ты убил его!
– Одумайся, Бэла! Он мёртв! У тебя нет выбора!
– Убийца! Ненавижу тебя! Ты убиваешь всех, кого я люблю! Убийца! Убийца!
Эта фраза, словно кинжал вспороло сердце его ещё живой любви к этой женщине, окончательно убедив его в бессмысленности дальнейшего диалога. Он потерял её! С силой оттолкнув Бэлу от себя, Дах произнес с ненавистью, тыча пальцем в пропасть:
– Если так сильно любишь, прыгай за ним! Может, встретитесь на ваших Небесах!
Он сорвал с себя нательный крестик и бросил его к ногам Бэлы. Та рухнула на колени и, закрыв руками лицо, зарыдала.
– Уходим!
Четверо джигитов попрыгали на коней и скрылись в пелене дождя.
Дах чуть не сбил с ног своего отца, укрывшегося с головой от ливня буркой. Здесь были все от мала до велика. Кто их позвал? Как они узнали? Десятки взглядов безжалостно бурили его.
Асерет Чак не узнал сына: пустые глаза, отсутствующий взгляд сгорбленная фигура. Он понял, что произошло непоправимое.
– Сын, как же клятва?
– Не волнуйся, отец, с трудом, но я сдержал её!
– Он висит на аркане в теснине! – вступился за Даха Мос. – Он сам прыгнул! Дах не виноват!
– Ахын! Что ты наделал! Где Бэла?
– Она там, у летящей сосны,– разъяснил Мос.
– Она прыгнет! Обязательно прыгнет! – Дах не смог смотреть в глаза отцу.
– Скорей! – махнул Чак всем рукой и бросился к теснине.
– Я потерял всё, – сам себе пробубнил Дах, – брата, любовь, честь, уважение…
С Бэлы ручьём текла дождевая вода. «Любишь, прыгай за ним!» – звучали в ушах последние слова Даха. Но пальцы с силой впились в грязь, словно не желая повиноваться этому. Она боялась посмотреть вперёд, посмотреть правде в глаза – любимый мёртв! Сознание спешило провалиться в жуткий сон. Капли замедлили свой полёт, и гробовая тишина сдавила слух, лишь слышен был стук её сердца. Обнаженная Шхагуаше вновь звала её в свои молочные воды, суля покой и радость! И в голове завертелись воспоминания с самого первого дня их встречи. А с ними осознание необратимости и безысходности. На глаза бросился деревянный крест, сорванный Дахом к её ногам. «Остановись!» – прокричала её душа, протестуя против страшного греха – самоубийства!
Вдруг яркие желтые огоньки сверкнули перед ней среди грязи и серости. Бэла пригляделась, смахивая слезы с глаз – это были те самые цветы, совсем недавно подаренные Аюбом. Они дрожали у самого края. Бэла улыбнулась, словно увидела своего Михаила. Так она себе и представляла их любовь: прекрасный цветок на камнях, побиваемый дождями и ветром, растущий вопреки всему. Бэла не помнила, как поднялась и на ватных ногах подошла к пропасти, не слышала окриков Тлетенай и Асерет Чака, бегущих к ней. Вот уже теснина открыла холодную пасть, ожидая своей жертвы.
Она присела и надломила тонкий стебель цветка. Словно из сна смех Квели раздался из пелены ливня: «Крест у ног! Камень в воде! Любовь между ними! Оставь цветок!» Как ошпаренная Бэла вскочила. Чувяки заскользили на мокром камне. Взглядом она успела разглядеть окруживших ее людей и, тянущего к ней руки Асерет Чака. Затем небо поменялось местами с землей…
Эпилог
Шхагуаше так и не вернула тело Бэлы. Аюб был убит горем. Каждую минуту он вспоминал её падение: блаженное лицо, закрытые глаза, и руки, прижимавшие желтый цветок к груди. Он выполнил свой долг перед любимой и вернул Квели обратно домой. Да так и остался в Гурджистане, уйдя в монастырь отмаливать две любящие души.