Любовь и смерть в Италии эпохи Возрождения
Шрифт:
В отличие от двух своих односельчан, Лорето в свидетельских показаниях дает этим смертям этическую, психологическую и социальную оценку: «Я расспрашивал Джакобо и прочих из прислуги. Они сказали, что синьор Джованни-Баттиста убил ее ради своей чести» 77 . Позже он скажет, что ответил тогда слуге: «Это мерзко [una cosa brutta], когда один брат, пусть и незаконнорожденный, покушается на честь другого брата» 78 . Джакобо, конечно, имел все основания искать оправданий своему участию в кровопролитии. Отметим, что, согласно моральным критериям старосты, внебрачное рождение Трояно смягчало его вину. Однако, возможно, тот же факт незаконного рождения сделал Трояно беззащитным перед местью мужа. Апологию словоохотливого Джакобо, построенную на теме предательства, пересказывает нам и Чекко, жертва лихорадки. По словам прихворнувшего селянина, Джакобо в оправдание убийства приводил слова, якобы сказанные господином: «Не могу поверить, что мой кровный брат пятнает меня таким позором [mi facci tal vergogna]».
77
Fol. 2r, Лорето.
78
Fol. 2v, Лорето.
79
Fol. 10r–v, Чекко.
Пока женщины делали возможное и невозможное, чтобы подготовить покойников к погребению, Лудовико и Джованни-Баттиста совместно принимали утреннюю трапезу. Затем они вместе ускакали из замка, Лудовико со своими спутниками, а Джованни-Баттиста «со всеми домочадцами». По словам свидетелей, Стефано был среди них 80 . Имена Джакобо и Доменико в этом контексте не упоминаются. Но они отсутствуют и в числе свидетелей в сохранившихся судебных отчетах. Учитывая бегство господина, их соучастие и угрозу расплаты за преступление, вряд ли они оставались в деревне. Как только Лудовико уехал, селяне порознь похоронили тела. Витторию в черте поселения, в церкви Сан-Никола. Труп Трояно, по понятным причинам, в нескольких сотнях ярдов за стенами Кретоне, в церкви Сан-Вито 81 .
80
Fol. 8v, Бернардино. Некоторые уехавшие вернулись, Стефано остался с беглым господином.
81
Fol. 2v, Лорето. Церковь, ядро первоначального поселения, не сохранилась. О ее исчезновении и о церкви за стенами поселения, см.: Coste J. Castello o casale? Documenti su Cretone in Sabina Coste. P. 362.
Двумя днями позже, 29 июля, Алессандро Паллантьери, губернатор и главный судья Рима – и сам отъявленный мерзавец, – послал разъездного судью с письмом-патентом. У его посланца, commissario, были «право вызова в суд, проведения следствия, право судебной пытки, конфискации имущества, право заточения под стражу и так далее» 82 . Согласно письму-патенту, для более эффективного судебного преследования данного случая женоубийства и братоубийства, судье надлежит конфисковать имущество Савелли. Насколько мы можем судить, лишь спустя неделю представитель следствия, выдающийся законник, Франческо Кольтелло, начнет допрашивать очевидцев. С 5 по 9 августа он слушал показания свидетелей, сначала в Кретоне, а потом и в двух окрестных деревнях. Насколько нам известно, он, вопреки тексту патента, никого не задерживал и не пытал. Должно быть, жителям Кретоне его приезд дал повод заново разобраться со своими мыслями и чувствами по отношению к происшествию в замке; однако этот процесс нелегко проследить по источникам.
82
О письме-патенте см.: fol. 1r. О Паллантьери см.: Aubert A. Paul IV: Politica, Inquisizione e storiografia. Firenze, 1999, см. особенно: P. 127–161; и главу 4 настоящего издания.
Из всех свидетельств самым интересным было последнее, оно принадлежало старшей горничной Силеи. Она перебралась жить в другую деревню, Сабеллико, то ли чтобы смягчить боль от пережитой трагедии, то ли чтобы уклониться от участия в расследовании, то ли чтобы выхаживать больных болотной лихорадкой. Когда вечером 8 августа Силею допрашивали в суде, у нее как раз начиналась лихорадка, из-за чего ее показания звучат туманно. Она не могла точно назвать второго убийцу. «„С синьором был Джакобо“. А потом она сказала: „Там был Стефано“» 83 . Поскольку жар становился сильнее и она все больше бредила, судья остановил допрос, но потоки ее слов все журчали, как ручей, не умолкая:
83
Fol. 12v, Силея 1.
«Наш бедный господин имел все основания убить ее, и он убил ее, и я видела…»
На что его милость уточнил, что она должна ответить на вопрос: «Был ли это Джакобо или Стефано?»
Она ответила: «Больше ничего не могу сказать. Он имел право ударить ее. Вот мерзкое отродье! Вот если б вы застали их вдвоем, разве он был не в своем праве?»
На что его милость повторил, что она должна ответить на вопрос: «Был ли это Джакобо или Стефано?» На те же вопросы, которые он не задавал, ей отвечать не следует.
Она ответила: «Может, Стефано, а может, Джакобо. Как вам сказала Диаманте, та другая служанка, так и было, а я только и видела, что госпожа моя мертва» 84 .
84
Fol. 13r,
Даже в бреду человек может хитрить. Возможно, стремление Силеи осудить Витторию и оправдать действия ее мужа были попыткой обелить себя. Если предположить, что Джованни-Баттиста подозревал ее в потворстве госпоже, пассивном, а то и того хуже, тогда она могла использовать судью как рупор, надеясь, что в один прекрасный день ее прежний господин услышит это вкрадчивое изъявление благонадежности. На следующий день суд вновь собрался. На этот раз, хотя Силея все еще не вполне оправилась, ее речь звучала вполне логично:
Синьор, вчера утром у меня была сильная холодная лихорадка, а вчера вечером, когда ваша милость допрашивал меня, у меня была горячая лихорадка, и я плохо соображала. А сегодня утром мне немного лучше, и, чтобы рассказать вам о том, что касается синьора Джованни-Баттисты, я скажу все, что я видела и слышала в ночь убийства госпожи 85 .
Далее Силея дает ценнейшие показания. Без ее истории это повествование было бы куда беднее подробностями.
85
Fol. 13r–v, Силея 2.
После свидетельства Силеи следы событий теряются. К тому времени, когда она дает показания, накал страстей заметно угас. Снятие покрова странного молчания, раскрытие тайны, осмотрительное признание Лудовико свершившегося и погребение мертвых освободило Кретоне из его подвешенного, неопределенного состояния. Прибытие судейских, вероятно, дало начало последующим событиям: Савелли будут тихо интриговать, чтобы вернуть себе Кретоне. Со своим высокомерием знать почти всегда выигрывала, и Савелли тоже рано или поздно добьются своего: Кретоне вновь будет им принадлежать, пока, десятилетия спустя, его не купят выскочки Боргезе. Судя по судебным документам, нет никаких оснований предполагать, что это дело получило дальнейшее развитие; все упоминания о нем исчезают. Не осталось следов ни приговора, ни помилования 86 . Джованни-Баттиста, если верить генеалогиям XIX века, жил и дальше, вновь обзавелся женой, предположительно ему безупречно верной, у них родились дети. Вполне возможно, что он женился на девушке ниже его по положению, поскольку генеалоги не упоминают ни ее имени, ни имен их общих детей 87 . Однако к 1569 году Джованни-Баттисты уже не было в живых. Потомство от обеих жен, как и Кретоне, были переданы под опеку некого Камилло Савелли, а вскоре Камилло получил и сам титул 88 . Маленькая Элена дожила до 1573 года. Когда она умерла, ей было всего около двенадцати лет.
86
Я проверил серии за 1563–1564 годы: ASR, Governatore, Tribunale Criminale, Sentenze. Сохранилось лишь три приговора: Constituti 105 и 106 (1563 и 1564 годы), а также: Investigazioni 80 (1563 год). Прочие ординарные серии для этого периода отсутствуют. Например, в «Manuali d’Atti» имеется лакуна вплоть до папки 45, документы начинаются с 14 сентября 1563 года, поэтому детали судопроизводства выяснить сложнее. Также для лета 1563 года отсутствует регистр приговоров. Для судебных материалов 1563 год оказался крайне неудачным.
87
Litta P. Famiglie celebri d’Italia.
88
Biblioteca Apostolica Vaticana, Ottobon. Lat. 2549, pt. III, D. Iacovacci, Repertorii di Famiglie, Savelli.
Послесловие
Я впервые посетил Кретоне весной 1999 года. Я оказался неподалеку, чтобы обследовать другую деревню, о которой шла речь в моей книге, где я и дощелкал свою последнюю пленку. Дело было после обеда, священное время сиесты. Я тщетно рыскал по окрестностям Паломбары в поисках новой пленки для фотоаппарата и потом спустился к Кретоне, где мне хотелось взглянуть на замок, место гибели Виттории и Трояно. Я знал, что замок еще стоит, поскольку один ученый приятель сказал мне, будто он принадлежит кузену его подруги детства, который вроде как реставрирует его. Так все и было. Мы с женой увидели там рабочих. Я спросил их, показывая на наполовину выступающую башню, сохранилась ли в ней лестница, и объяснил, почему мне это интересно. Они направили меня к архитектору, руководившему реконструкцией. Его позабавила кровавая история из прошлых времен – «Ох уж эти стародавние господа!» – и он предложил провести нас по замку. Сквозь тучи пыли от штукатурки и щебня мы обошли башню, проклиная отсутствие пленки и в меру сил пытаясь разобраться, где же была роковая комната. Но тщетно.
Год спустя мы вернулись в Рим. На этот раз мы связались с подругой моего приятеля, доктором Фьорой Беллини, хранительницей в замке Святого Ангела и специалистом по искусству барокко. Она очень помогла нам, раскопала кое-какие чертежи начала XX века, использовавшиеся при недавней реставрации, договорилась с тем кузеном и разыскала главного архитектора, Джорджо Тарквини, руководившего реставрацией. Через несколько дней синьор Тарквини, согласно нашей договоренности, приехал из Браччано, чтобы встретиться с нами в замке, где, как мы впоследствии узнали, у него была маленькая квартирка. Он с сочувствием отнесся к нашим разысканиям и провел нас по зданию, указывая множество примет того, как оно менялось со временем. Мы побывали почти всюду, начиная со сводчатых погребов нижнего яруса и заканчивая западной террасой наверху, где когда-то лазил по удобной крыше Трояно. Но, как мы поняли позже, по иронии судьбы лишь наша взрослая дочь случайно попала в потерянную комнату, где погибли влюбленные, ныне экстравагантную ванную-туалет, совмещенную со спальней. Там, в замке, мы вчетвером придумали с полдюжины разных решений загадки, но каждая из них разбилась о несокрушимые рифы архитектуры здания.