Любовь к трем ананасам
Шрифт:
– Думал, ты уже не тот, – набычился Цибуля. – Состарился, думал, ни на что не годишься… теперь вижу, что ошибался…
– За ошибки надо платить… малый! – насмешливо проговорил Слон и достал из кармана шприц.
– Эй, Слон! – испуганно прохрипел Цибуля. – Ты же обещал… подумать…
– Вот я и подумал. И надумал, что предатели никому не нужны. Холодильнику, кстати, тоже.
Он наклонился к распластанному Цибуле, разорвал его рукав и вколол иглу под кожу. Тот забился, снова пытаясь сбросить с себя стеллаж, но через несколько секунд затих и вытянулся, глаза его закатились.
– Помоги, Утюг! – Авторитет повернулся к помощнику.
Вдвоем они подняли стеллаж и поставили его на прежнее место.
Бездыханное тело Цибули они положили на один из свободных столов и покинули морг.
Утюг выслушал инструкции босса и отправился за машиной, потому что Слону с непривычки трудно было много ходить пешком.
Профессор Кряквин сидел в клетке и думал.
Мысли были неутешительные.
Он находился в безвыходном положении. Не только в данный момент, в запертой железной клетке, но и вообще – его похитили какие-то уголовники, требуют от него то, не знаю что, и ни за что не верят, что он вовсе не тот, кто им нужен.
А кто им нужен, Валентину Петровичу было совершенно ясно: его сосед по палате, человек по кличке Слон.
Профессору вовсе не хотелось предавать этого человека, но другого выхода у него не было. Впрочем, Холодильник и его подчиненные не хотели его даже слушать, они были убеждены, что он и есть Слон…
Круг замкнулся.
Вдруг в листве пальмы совсем рядом с клеткой профессора послышался какой-то подозрительный шорох. Валентин Петрович вздрогнул и вгляделся в сумрак среди листьев.
На него смотрели маленькие живые глазки.
Листья снова зашевелились, и раздалось быстрое пощелкивание, словно простучали кастаньеты.
Профессор улыбнулся и ответил таким же звуком.
Листья раздвинулись, и появилась маленькая подвижная обезьянка с выразительной мордочкой и большим зеленым носом.
Хвостатая зеленоносая мартышка! Профессору такие часто встречались в экспедициях. Эти любопытные зверьки совершенно не боялись людей и часто забирались прямо в палатку к путешественникам в надежде чем-нибудь поживиться.
Обезьянка снова защелкала, и вдруг мех у нее на животе зашевелился, и оттуда выглянула еще одна мордочка, гораздо меньше.
На животе у мартышки удобно устроился детеныш.
– Весьма сожалею, – вежливо проговорил профессор, – но ничем не могу вас угостить. Я сам нахожусь в довольно затруднительном положении…
Однако мартышка, судя по всему, и не просила угощения. Она с интересом оглядела узника и скрылась среди ветвей.
Валентин Петрович разочарованно вздохнул: с обезьянкой по крайней мере можно было поговорить по душам, и он не чувствовал себя таким одиноким!
Но не успел он расстроиться, как снова послышалось щелканье кастаньет, и знакомая мордочка показалась среди листьев.
Мартышка протянула вперед лапку, в которой был зажат крупный спелый банан. Просунув банан сквозь прутья решетки, она опасливо отдернула лапу.
– Спасибо, дорогая! – расчувствовался профессор. – Я тебе очень признателен!
Тут же высунул мордочку детеныш и что-то обиженно прощелкал матери, пытаясь протянуть крошечную лапку в клетку. Взрослая мартышка шлепнула его по лапе и сердито заверещала.
– Ты оторвала банан для меня у собственного ребенка! – поразился профессор. – Это уже чересчур! Так нельзя! Возьми его обратно! Все лучшее детям!
Но обезьянка снова защелкала, вытащила откуда-то второй банан, ловко очистила и отломила кусок для своего отпрыска.
Профессор успокоился, очистил свой банан и принялся за трапезу. Только теперь он понял, как проголодался.
Так они некоторое время сидели втроем и дружно лакомились бананами.
Через несколько минут, когда с фруктами было покончено, листья снова зашевелились и на ветке рядом с клеткой профессора появились еще две мартышки. Одна из них была покрупнее и держалась с уверенным, хозяйским видом. Оглядев Валентина Петровича, эта мартышка повернулась к первой и что-то сердито прощелкала. Должно быть, это был ревнивый самец, который собирался устроить семейную сцену своей легкомысленной супруге. Первая обезьянка явно принялась оправдываться, и вскоре в обезьяньей семье снова воцарился мир.
– Вот было бы здорово, если бы вы помогли мне выбраться из этой клетки! – мечтательно проговорил профессор.
Мартышки, разумеется, ничего не поняли.
Тогда профессор выразительно пощелкал языком, чтобы привлечь их внимание, и потряс дверцу клетки.
Самец решил, что профессор предлагает новую игру, и точно так же потряс железную решетку.
– Вы меня не поняли, коллега! – попытался внушить ему профессор. – Эту дверцу нужно как-то открыть… открыть, понимаете? Впрочем, что я говорю! Конечно, он ничего не поймет, а если даже поймет, ничего не сможет сделать… ведь это все-таки мартышка, а не человек, даже не человекообразная обезьяна, а умственные способности мартышек оставляют желать лучшего…
Действительно, обезьянка смотрела на него с полным и откровенным непониманием.
Зато первая знакомая профессора, заботливая мамаша, выдала короткую трель и стремительно скрылась среди ветвей.
– Конечно, – вздохнул профессор. – Я ей надоел! Что ей тут делать?
Самец проводил свою супругу подозрительным взглядом и опять потряс решетку, предлагая продолжить игру.
Валентин Петрович пригорюнился и уселся в уголке клетки: ему было не до игры.
Вдруг листья снова зашуршали, и первая мартышка подскочила к самой решетке. В лапе она сжимала целую связку ключей.
– Вот это да! – радостно воскликнул профессор. – Ты умница! Беру назад все свои слова насчет умственных способностей мартышек! Непременно напишу статью об этом удивительном случае! Это будет сенсация! Настоящий переворот в биологии!
Мартышка потрясла ключами, и вдруг они соскользнули с ее лапы и полетели вниз.
Профессор ахнул: внизу темнела вода бассейна. Если ключи упадут туда, все будет кончено.
Однако ключи зацепились за ветку и повисли в каком-нибудь метре от воды.