Любовь Литвина
Шрифт:
Люди Медита о чём-то громко говорили с османами. Затем все притихли, наблюдая за приближающейся группой, в которой находился Стась. И тут, среди османов, кто-то увидел мальчика, брата Медита. Осман громко вскрикнул и получил удар саблей по шее. Голова отлетела в сторону, а тело рухнуло. Произошла короткая, но кровавая стычка. Стась ударил одного из врагов короткой саблей, и тот упал, отчаянно вопя. Ни одному осману не дали уйти. Из людей Медита, двое погибли, а двое были тяжело ранены. Раненых бросили.
Переполох кровавой стычки не мог остаться незамеченным. Дворец сына Султана и река были рядом.
– Куда теперь?
– В отчаянии спросил Медит, глядя Стасу в глаза.
Стась увидел перед собой очертания высоких стен. Он узнал это место. Они стояли во дворе гарема сына Султана. Когда-то они, пленные литвины, наблюдали с той стороны реки за наложницами с гарема. Он помнил, где, примерно, находится вход в гарем.
– За мной.
– Сказал Стась и шагнул в сторону высоких стен.
Они осторожно обошли здание и оказались перед невысокой дверью, у которой стоял с изогнутой саблей охранник в чёрном. Он вскрикнул и бросился на Стаса. Тот, от неожиданности, сделал два шага назад, не успев обнажить своё оружие. Но Ахмет, стоявший рядом, отбил удар охранника, видимо, евнуха, и вторым ударом отсёк ему голову.
Дверь осторожно открыли, затащили туда обезглавленное тело охранника и стали аккуратно подниматься по тёмной лестнице.
В гареме все спали. У входа, прямо на деревянном полу, лежали, похрапывая, два вооружённых евнуха. Наложницы спали в отдельных комнатках. Евнухи, казалось, потеряли дар речи от такой наглости. Открыв рот от изумления, они совсем уратили волю к сопротивлению. Их не тронули, а лишь связали, заткнули чем-то рот и заперли в какой-то комнатушке без окон. Впрочем, все комнаты в гареме были без окон.
Перепуганных полуодетых наложниц выводили из комнат. Они сбились в кучу и молча, с тревогой, наблюдали за воинами Медита.
Медит обратился к ним спокойным уверенным голосом. Стась вопросительно посмотрел на Ахмета.
– Он сказал, что им ничего не угрожает, если они будут молчать и ждать.
– Сказал шёпотом Ахмет.
В свете ламп, слегка освещающих лица наложниц, Стась увидел молодую красивую светловолосую девушку, с большими удивлёнными глазами. Он сразу узнал её. Это была та самая девушка, на которую он обратил внимание в тот раз, почти год назад, когда их, пленных, вели через Бурсу, и они уговорили охрану посмотреть на гарем.
Слова Медита мало успокоили девушек. Они сидели кругом, с испуганными лицами и тревожным взглядом. Но через пол-часа, кажется, немного успокоились, и во взгляде страх сменился любопытством.
– Пойдём со мной, - кивнул Стась Ахмету, и они оба лёгкой непринуждённой походкой подошли к той самой красивой девушке. Она замерла, с таким видом, что сейчас упадёт в обморок.
– Ты помнишь меня?
– Спросил Стась.
Девушка не понимала. Ахмет перевёл по турецки. Та отрицательно покачала головой. Потом пристально вгляделась в лицо Стаса и что-то произнесла.
– Мне кажется, что я где-то Вас видела, - перевёл изумлённый Ахмет.
– Почти год назад мы подходили к гарему, с той стороны реки. Я запомнил тебя навсегда.
Ахмет перевёл, и лицо девушки чуть покрылось краской. Она опустила глаза и улыбалась.
– Да, я помню Вас.
– Перевёл Ахмет слова девушки, сказанные почти шёпотом. Она подняла глаза, добрые и ласковые.
– Ты пойдёшь со мной?
– Вдруг сказал Стась, стараясь говорить, насколько можно, добрым тоном и улыбаясь при этом.
– Я дам тебе свободу.
Ахмет на мгновение замер, с выпученными от удивления глазами, не веря в то, что услышал. Затем перевёл. Девушка превратилась в одну сияющую улыбку. Она не долго колебалась и ответила:
– Да.
Стась увидел, как другие наложницы вокруг, слышавшие это, отшатнулись в страхе от неё, и какой-то гул, похожий на выдох, прокатился по залу.
– Подожди. я сейчас вернусь.
– Сказал радостно Стась и пошёл искать Медита.
– Ты что? Зачем она нам?
– Поражённый Медит явно сдерживал раздражение в голосе, выслушав Стаса.
– Не можешь пройти равнодушно мимо очередной красивой рабыни? Или у тебя снова проснулось благородное желание всех их освободить?
– Она ничем нам не помешает.
– Как хочешь.
– Недовольно вымолвил сын бея,задумавшись.
Казалось, всё утихло в большом древнем городе. Но все понимали, что эта тишина ложная. Откуда-то издалека изредка доносились резкие звуки трубы и грохот барабана. Видимо,их искали. Без сомнения -- их искали.
Двое янычар Медита, посланные разведать подходы к реке, вскоре вернулись. Путь был свободен. Вышли тихо через ту же дверь и молча, быстро спустились к реке. В гареме оставили троих воинов Медита для присмотра за наложницами,обрекая их на неминуемую гибель.
Там, где горная река сужается, а течение набирает максимальную скорость, на высоком обрыве, привязали к толстому буку канат Ахмета. Другой конец сбросили вниз. Он упал на противоположный берег, у самой воды. Сам Ахмет, что-то недовольно бурча, стал спускаться по канату. Сразу стало понятно, что Ахмет попадёт не на берег, а в центр реки. Так и получилось. Когда оставалось метра полтора до бурлящей ледяной воды, в тусклом свете луны было видно, как Ахмет замер и стал раскачиваться. Но раскачиваться не получалось. Стасу показалось, что его товарищ сейчас полезет по канату обратно вверх. Стась уже собрался крикнуть Ахмету - "прыгай", но тот и сам, выругавшись, бухнулся в воду и стал грести руками к противоположному берегу. Ничего у него не получилось. Сильное течение бросило Ахмета на подводные камни. Канат натянулся, удерживая человека в воде. Его, как щепку стало бросать из стороны в сторону, пока не вынесло на тихую отмель с той стороны реки.
Ахмет, с трудом, поднялся на ноги и побрёл к одинокому дереву на той стороне реки. Он обвязал его ствол концом каната и махнул рукой. Один за одним воины Медита стали спускаться по канату на противоположный берег.
– Ничего не бойся.
– Сказал тихо Стась перепуганной девушке - наложнице и перекинул через канат свой пояс - кушак для страховки. Концы пояса он связал в узел.
Аида села на пояс, как на качели и, ловко перебирая руками, стала двигаться по канату. Стась покосился на Медита и увидел улыбку на его лице. Ему показалось, что тот готов был рассмеяться.