Любовь моя
Шрифт:
— Свет не зависит от нас. Сам себе Светило только Бог! — по-своему поддакнула Жанна Ане. — В порядке назидания скажу…
— То, что позволительно читателю, не подобает литератору, — прервала ее Аня.
— Какое безверие, какая наглость! Совсем распоясалась! Ты писателя судишь? Ты покусилась на священника, на церковь, на самое святое? Ох, уж эта мне детдомовская категоричность! — с интересом вглядываясь в мелкие невыразительные черты Аниного лица, шутливо возмутилась Инна.
— Я не автора, его героя предаю анафеме. Ему бы с особым тщанием заняться
— А поп разве не учит, не просвещает свою паству? Мне, что ли, выступить в его защиту? Священников надлежит уважать, — насмешливо заметила Инна.
— Было бы за что. Тоже мне эталон! Я где-то слышала, что священники — необходимое неудобство. Может, мне его еще и бояться? И потом, если я критикую героя книги или ее автора, это не значит, что я не верую в Высшую силу, гармонизирующую Природу. Верю, но не вижу ее связи с церковью. Связь придумали люди. Священникам нужны ритуалы для одурманивания и привлечения людей в церковь. Религия — это большая игра, длящаяся столетиями. Мне вспомнилась ритуализация зла в Германии — грандиозные нацистские факельные шествия. Вот где обаяние жестокости и страха используется на максимум!
— Еще бы тебе не верить. «Человек, мало-мальски наделенный чутьем и слухом к слову, никогда не усомнится в существовании Всевышнего». (Откуда это изречение?) Ты мнишь из себя судью? Ты проникла в замысел Творца? — насмешливо спросила Жанна Аню.
— Вот так попал поп в переплет! Аня, не слишком ли большую волю ты дала собственному воображению? Я вспоминаю лютые гонения двадцатых годов. Снова грядет?.. — рассмеялась Инна. — Может, еще не поверишь непререкаемой канонической правоте священного писания? Расчихвостила, уличила беднягу во всех смертных грехах. Я потрясена! Я в предвкушении… Ты — «явление Христа» или «наивности» народу? Что понапрасну пилишь и молотишь воздух руками? Горячку-то не пори, шебутная. Нельзя быть столь категоричной. Бог мир создавал любя. И священники проповедуют добро. Это неверующие люди мир Божий губят. (Инну опять заносит?)
— Мы, твои подруги, губим? Окстись. Я не смею позволять себе хулить Бога, это вне моей компетентности, но я имею право сомневаться в людях. А ты всеми правдами и неправдами пытаешься доказать мою глупость. Так и норовишь подковырнуть, уесть. Потянешь меня на костер инквизиции? — рассердилась Аня.
— Я просто вспомнила фразу «Безумство ищет, глупость судит».
— Да будет тебе известно, я тоже ищу причины своего неприятия этой книги, — обиделась Аня.
— Оно, конечно, необычные взгляды, интересные неожиданные сюжетные повороты… иногда приводят к истине. Чем этот представитель духовенства тебя так больно зацепил? Ты не устыдилась своей предвзятости и невоздержанности? Если ты борешься со слугами божьими, значит, признаешь Его?
— Религия — не ключ к пониманию строения мира. Фундаментальные ингредиенты вселенной изучает физика. Ее новые исследования не подрывают
— Материальную картину. А духовную? Там случается такое, чего ты не можешь себе вообразить в самых дерзких фантазиях. Но мы сейчас не об этом. Так о ком или о чем новом поведал нам Оракул в своем бессмертном произведении? Оно о Боге?
«Инна признает за Аней понимание великих смыслов? Они нашли общий язык?» — удивилась Лена.
— Фонтан вопросов. Причем здесь Бог? Я — о главном герое думаю. Сначала, читая эту книгу, я долго не могла сообразить, что пытается втолковать автор читателю, вставляя в текст трудные для понимания непосвященных куски из Евангелия. Там и взрослый голову «сломает», не то что школьник. Эти проповеди по терминологии даже для меня на уровне квантовой физики. Он хвалится своей эрудицией? «Передрал» дословно из религиозной книги… как мои двоечники. Церковь обязана говорить на старорусском языке? У других авторов я читала проповеди «переведенные» на современный удобоваримый язык и могла в них добраться до сути. Они нарушали церковные предписания и самостоятельно взламывали броню стереотипов? Писал бы уж для пущей солидности на латыни.
— Видать, сам в ней не силен, — усмехнулась Инна.
— Инна, это не этично. Ты же лично не знаешь прототипа этого героя. Сделай одолжение… — Лена не читала книгу, но с укором тихо одернула подругу.
— Да-да… припоминаю… Я что-то такое листала. Лицо автора на обложке книги мне показалось вдохновенным, и слова, хотя и высокопарные, но звучали вполне искренне. Но я не вникала в них, — задумчиво сказала Инна. — Только я считаю, что смысл слов не должен меняться от того кто и как их произносит, лишь тогда они верны.
— В моей семье Бог существует как любовь, как путеводная звезда, как абсолют. И я не хотела бы, чтобы о служителях культа и о священных книгах говорили вот так огульно. Понимаете, в них есть личный акт веры… такой мучительный, волнующе бесконечный… — раздраженно забормотал Жанна.
— Я говорю не об авторе, а об его герое. И книга эта не священная, а светская, — оправдалась Аня. — Уточняю еще раз: это хроника работы священника и сумма назидательных нравоучительных проповедей. Наверное, она писалась для внутреннего пользования в духовных школах. У произведения, безусловно, мощная религиозная основа. Чего только стоит первый рассказ, предваряющий повествование! Возможно, священника выделяет глубокое знание предмета, но те отрывочные посылы, которые он преподносит, даже навязывает, не формируют у меня какого-то определенного мировоззрения. Они раздражают. Такие проповеди могут ложиться только на хорошо подготовленную почву.
— Смелая интерпретация. Но он, насколько я помню, транслировал их сыну, — подсказала Инна.
— Одному. А второй для него не существовал! Как это жутко его характеризует! Священник отказался от собственного ребенка! Не-на-ви-жу! — простонала Аня. — Чего стоят прекраснодушные слова проповедей, произносимые человеком, разрушившим семью и сломавшим жизнь своим детям? Я не верю, что сын, живущий с ним, искренне любит своего отца. Вряд ли он простил ему предательство, слезы матери и брата.