Любовь моя
Шрифт:
– Может, другой слоган предложишь?
– Жалеешь? Сваливаешься в подобострастие? У нее в своей губернии есть поддержка? Боишься тронуть сильных мира сего? Это не противоречит разумному объяснению, но у меня такое не прокатывает.
– Тебя не волнует собственная репутация? – удивилась Жанна.
– Фрейд говорил, что о репутации заботится только тот человек, у которого ее нет.
– Опять фразы, – дернула плечом Жанна.
– Ты за плюрализм мнений, то есть и нашим, и вашим, а та поэтесса убежденная и не хочет поддакивать из стадного чувства, свою линию
– Не путай меня. Кто ее главные герои? Кого она прославляет? – занервничала Жанна.
«О ком они говорят? Я выпала из темы?» – попыталась вникнуть в разговор подруг Лена.
– Если бы ты читала ее другие книги, то так категорично не выступала. Она была лояльна к советской власти, – сказала Аня.
– Была лакировщиком? Писала заказные бодяги? – спросила Инна.
– Если советское, так сразу бодяга? Я бы автора не стала нам противопоставлять. Все мы по причине недостаточной информативности во многом верили партии. А некоторые знали кое-что, да помалкивали, – раздраженно забормотала Жанна. – А кое-кто и до сих пор… Аня, я совсем запуталась. Вы сошлись с автором на волне любви или нелюбви к прошлому?
Но та лишь задумчиво еле слышно пробурчала:
– На своем принтере, что ли она распечатывала эту книжку?
– Я читала ее юношеские стихи. Даже когда прекрасно пишет о любви, у нее всё «я, меня, мне…», – сказала Инна.
– Инна, ты жутко предвзята. Мне очень понравилось одно ее стихотворение, из ранних. Наверное, о своей первой любви писала. В нем искреннее, чистое, пронзительно нежное чувство. Многие в этом плане до нее не дотягивают. Знать есть у нее душа, – возразила Аня.
– Была, – отрезала Инна.
– Попахивает ревностью. Недолюбливаешь ее? При всем желании я не могу с тобой согласиться. Хотя… счастливая любовь часто не интересна русскому читателю. Ты в их числе?
– Причем здесь характер поэтессы, если мы о творчестве беседуем?
Аня не ответила, боясь пустить спор по новому следу и тем самым усилить ненужные дебаты.
– …Не наезжай. Сама выскажись, оцени ее дар, выдай себя с потрохами. Она умней или хитрей других? Выделиться хочет? Если она такая смелая, пусть пошлет свою книгу президенту или премьеру.
– Тебе-то послать нечего. – Сама не зная почему, Аня на это раз не уступила Инне в злом ехидстве.
– Ловко ты меня… – спокойно отметила та. – Не перестаю удивляться. Благодатная почва?
– Не одной тебе...
Инна не ответила, на Лену отвлеклась. Та резко потянулась за книгой, и ей судорогой свело ногу. А когда обернулась, Жанна спрашивала Аню:
– Свой подарок автор, заранее подгадав, приготовила к очередному юбилею? А вдруг это фарс?
– Не знаю. Но я думаю, перевернутость событий и смыслов заставит читателей по-новому задуматься над тем, что всепрощение не всегда право. Нет, я понимаю, оно важно и нужно, но перед памятью погибших в те страшные годы, главный враг не может быть прощен, – однозначно выразила свое мнение Аня.
– Может, я и не совсем права, но за давностью лет… Главное сделать правильные выводы, – как всегда замялась
– А вдруг автор шокирует читателей, чтобы ее заметили. В голову ей не заглянешь.
– Уши заложило? Я же говорила, что она достаточно известна, принята, обласкана, многократно увенчана. Маститый титулованный писатель и поэт, именитая фамилия. Всю жизнь писала в угоду партии и местным властям, была явным фаворитом, а тут вдруг… – с недоумением заметила Аня.
– Теперь все, кто во что горазд, – потупилась Жанна.
– Значит, не дутая фигура. И это уже хорошо. Теперь столько всякого… всплывает, – подтвердила Инна. – А история рассудит: права она или нет. Сейчас в мире все так быстро меняется. Это процесс естественный и неостановимый. С будущим не надо бороться. Оно все равно придет. Мне кажется, в основополагающих вопросах писательница права. Она много интересно дискутирует с экрана. Ну, а если где-то, в чем-то с кем-то не совпадает, так это не криминал. По мне – вне зависимости от того, какой партии служит писатель – главное в нем: пишет он талантливо или нет. Возьми, например, Горького и его «Клима Самгина». Помню, трудно читался. Но сколько там глубоких мыслей, тяжких раздумий, размышлений, сколько непонимания, боли за страну!
– Важно, какой партии служишь, – упрямо не согласилась Аня. – И все-таки мне кажется, что автор просто пытается протащить свои спорные идеи под маркой новизны и тем прославиться. Артисты тоже, чтобы их заметили или не забыли, иногда пиарят себя неблаговидными поступками. И тогда каждый их дальнейший шаг становится достоянием прессы.
– Если даже плохо говорят, то и это хорошо, потому что реклама! – в общем плане согласилась Жанна.
– Вызывающее поведение – это твоя, Инна, прерогатива, а она серьезный писатель, – возразила Аня.
«Ничего я не поняла из их спора. Кто прав, кто виноват?» – раздосадовано подумала Жанна.
– Я была бы несказанно рада, если бы твое предположение о серьезности автора оправдалось, – сказала Инна, и принялась спокойно уминать печенье, оставленное Кирой на случай «смертельного голода» у некоторых гостей, привыкших к ночным бдениям. – Отдаленно напоминает сытный ужин, – рассмеялась она, скрывая за шуткой неловкость за свой непомерный аппетит.
– Потворствуя гостеприимству и кулинарным способностям хозяйки – а она у нас сама забота и очарование – или своему желанию ты так много ешь мучного? И не поправляешься? У тебя удачная конституция? – спросила Жанна.
Наступила «содержательная» пауза.
– Так читать мне или не читать это спорное произведение? – быстро нашлась Жанна.
– Экзотические фрукты каждый день есть не будешь, а попробовать надо, – сказала Инна. – Это типа того: сюрреалистические спектакли у нас не «произрастают», а если бы «завезли», я сходила бы для эрудиции, чтобы почувствовать степень их влияния на мою и без того экспрессивную психику.
«Что в этой книге экзотического? Теперь нас мало, чем можно удивить. Провоцирует ознакомиться? Это на Инну похоже», – решила Лена и прочла фамилию автора на обложке.