Любовь моя
Шрифт:
– Хорошие стихи или нет – не нам решать. Тот, кто имеет право голоса, помалкивает. Репутацию коллег боится подмочить? – Жанна явно намекала на Лену. Но та не отреагировала, будто не в ее огород был брошен камешек.
– А как тебе эти современные сказки? – спросила Аня Инну. – Я бы сказала, что манера изложения мягкая, задушевная. Они поразительно красочные.
– Излишне красочные. Сахарные. Я о тексте. Почитай русские народные сказки. Их ценность в простоте.
– Разве может красота быть лишней или ненужной?
– А как же масло масляное? Надуманные
– А надо, как узорную парковую ограду выковывать? Книжки ведь для детей.
– Излишество оборок – не достоинство. Ими они собираются удивлять и покорять профессионалов или малышей? Они считают, что к сказкам нет должного интереса, он надолго утрачен, потому-то много чего нагромоздили? – спросила Инна.
– Тормози. – Это Лена, с трудом превозмогая сонный анабиоз, тихонько одернула подругу.
– А вот эти современные сказки – просто прелесть! Они принадлежат перу совсем молодых талантливых «сказительниц», – отметила Аня. – Лена, обрати на них внимание.
– Я недавно читала внукам сказки, не помню в чьей «аранжировке», и ужасалась. Приведу пример. Козлята там разрезали волку живот, набивали его камнями и сталкивали похитителя в реку. Какая жестокость! Чему детей учат? В старой интерпретации волк сам себя наказывал, прыгая через костер. Где положительный воспитательный момент? – возмутилась Жанна.
– Вот и угадай, что может рассердить педагога, – добродушно рассмеялась Инна.
– Тургенев писал, что «говорить красиво неприлично», – продолжила спор о красоте Аня.
– То же мне, авторитет! Хотя… смотря, в каком контексте, – задумалась Инна.
– Я не согласна. Мой сын-технарь, как-то пришел домой после общения с артистом нашего театра и восхищался его прекрасной речью. Мне была приятна его чувствительность к красоте родного языка, – сказала Лена.
– А как тебе этот автор? – после некоторой паузы спросила Аня, передавая Инне увесистый том.
– Неисправимый графоман, – жестко заявила Инна.
– Его внутренний критик спит? – спросила Жанна.
– Беда в том, что внутренний критик графомана тоже графоман, – ответила Лена. – В СССР было пятнадцать тысяч писателей, а теперь что-то порядка ста тысяч. А с теми пишущими, которые не попали в Союз писателей, – с миллион будет.
– Зато потрясающее разнообразие тем, жанров, стилей, идей и смелых экспериментов. По наитию в основном пишут. В этом густо зарыбленном водоеме случается «выловить» прекрасные, коллекционные вещички, – заметила Инна.
– Без комментариев. А что ты скажешь об этом авторе? Мне его имя ни о чем не говорит. Точнее, мало о чем, – Аня протянула Инне книжечку невзрачного вида.
– Очень трудно уйти от оценок. Ничего выдающегося, выделяющего его из общего ряда. Стихи кудрявые, но мало эмоциональные. Его стихам не хватает воздуха, солнца, радости и чего-то более широкого, возвышенного. Я кудрявость не всегда воспринимаю как достоинство, мне по сердцу простой четкий слог в сочетании с глубоким смыслом – Пушкинская традиция прекрасной ясности и прозрачности. Но
Не люблю вычурные словесные конструкции, за которыми ничего не стоит. Читаешь – красиво! Но нет в них притяжения, посыла, души. Вникнешь – а эти строчки, как экзотические водоросли на поверхности воды. У них нет базы, они без корней, и будто переплывают с одного места на другое, не задерживаясь в голове. Таким я бы предложила поучиться вовремя останавливать разбег пера.
«Как легко и просто критиковать несведущим, когда не надо отвечать за свои слова. Но говорит красиво», – отметила про себя Лена.
– Повторы бывают от переизбытка эмоций или когда автор что-то усиленно внушает читателю. У меня к ним позитивное отношение. Они как припев в песне. Инна, куда тебя понесло? Подписала приговор! Зачем так грозно? Не лучшим образом реагируешь, – с тихой укоризной заметила Аня. – Безответственное предположение. Ты же не всё читала. Есть в книге и хорошие патриотические стихи.
– Поэты и критики всегда разделены Берлинской стеной непонимания. Ты в этих «шедеврах» нашла проблески гениальности, недосягаемую чистоту стиля поэтов серебренного века? – не сдала своих позиций Инна.
– Начнем «вкруг садясь, оплевывать поэтов»? Не при Лене нам это делать. Законодатели литературных мод! Может, еще составим собственную антологию поэзии двухтысячного? – снова вмешалась в обсуждение Жанна. – Я одну такую современную читала своим внукам, но так и не сообразила, по какому принципу подбирались в нее стихи. Дети в растерянности, я в недоумении. Составители открывали детям портал в неведомое? Нет, я понимаю, существуют различные способы выражения своих мыслей авторами. Но для детей ли их ребусы? А подбор загадок? Ужас! Это не любовь к языку и народным традициям, а встреча в пространстве расставания и рассеивания мыслей. Они для затуманивания мозгов.
– Я тоже не в восторге от некоторых произведений, но, может, обойдемся без стервозной беспардонности и яростного пафоса? Накручиваем, разжигаем, – вздохнула Аня.
– Прикажешь за каждого рвать свое сердце? Много чести. Ведь про эти стихи на самом деле не скажешь, что каждое произведение – проблема, вызов, шедевр, – усмехнулась Инна.
– А вот этот пожилой поэт – Аня увидела фото на обложке – вдруг удивил очень даже приличной ироничной прозой. Но у меня почему-то сложилось ощущение, что писала эту книгу женщина не старше сорока. В комедиях обычно главные герои – люди отрицательные, а у него положительные: наивные, патологически честные, чудаковатые. Такое редкость в литературе. Потому и особенно приятно. Сюжет построен на разнице укладов столичных жителей и людей с периферии. Мало того, автор выдал еще и яркую эмоциональную увлекательную пьесу. Я бы сказала, блестящий политический памфлет – острый злободневный. Что-то в духе Шекспира, разительно напоминает. Какая концентрация информации, какая мощная энергетика и четкая установка на очень даже определенную линию! Мне кажется, она – хорошее, серьезное приобретение. В принципе, я драматургию предпочитаю вкушать со сцены, а тут не могла оторваться, пока до конца не прочитала. И что самое поразительное, в пьесе прозвучал еще более молодой задор и темперамент, чем в предыдущей книге.