Любовь нужна всем
Шрифт:
– Ты сколько бросила туда? – игриво спросила Анжела.
– Как сколько? Пять копеек! – удивилась вопросу Илона.
– А я всегда три бросаю, желательно по копейке, так шума больше. Две копейки экономии – почти стакан газировки с сиропом. Учись! Впрочем, тебе это ни к чему, и мне тоже. Я, как перебралась к Павлику, так поставлена на полное социальное обеспечение, как пенсионерка, только в собес ходить не надо! – хохотнула Анжела. – Чего так смотришь? Жизнь надо весело принимать! Представляешь, Павлик рассказывал такую штуку. Умереть не встать.
Анжела, едва не давясь от смеха, поведала Илоне как Павлик зайцем катался на электричках в былые времена и обводил контролёров вокруг пальца. Илона тоже смеялась. Им было весело, они были довольны, они собирались хорошо провести время в классном кафе. Люди оборачивались, их лица выражали недоумение, но подружки не замечали ничего. Жизнь прекрасна!
В кафе, на самом деле, сидело немного народа: два столика у входа занимала одна большая компания и ещё несколько пар в глубине зала. Илона рассматривала интерьер помещения: его отделали
Вдруг Анжела, шедшая немного впереди, развернулась и загородила ей дорогу.
– Нет, не пойдём, здесь чем-то воняет, не чувствуешь разве? Пойдём отсюда!
Ошеломлённая внезапным поворотом Илона втянула носом воздух, но ничего не почувствовала, и тут её взгляд упёрся в пару за последним столиком. Сдвинув стулья, они целовались, целовались чувственно, слившись в долгом поцелуе, не обращая внимания ни на кого больше. Руки молодого человека лежали на голых, еле прикрытых короткой юбчонкой бёдрах партнёрши. Эти руки заползали всё глубже, прячась под тёмной материей. И это были руки Никиты, и это Никита целовал другую, страстно, безбожно, безотрывно, взасос. Так же как он целовал Илону.
Глава вторая
После июня дни стали на удивление прохладными не по сезону, с конца августа и вовсе зарядили длинные, тягучие осенние дожди. Лето, за исключением одной недели оказалось серым, холодным и мрачным. Стоило солнцу выглянуть из-за облака, как тут же накатывали другие, стоило прекратиться мокрой погоде, когда казалось, ещё чуть-чуть и подсохнут наконец надоевшие лужи на тротуарах, исчезнет противная, липкая грязь в парках и во дворах, как там, наверху, снова собирались чёрно-серые тучи и снова вываливали на землю потоки холодной воды. В общем, лета не случилось, хотя где-то южнее Москвы стояли жаркие недели и месяцы, а счастливчики, свалившие по путёвкам или дикарями на черноморское побережье, возвращались тем более довольные, чем больше народ жаловался на ненастную погоду в Подмосковье, где так и не успевшие загореть дачники копали полусгнившую картошку, а в колхозах стоговали непросохшее сено. Зато грибники ликовали, появляясь в примеченных в былые годы полянках и просеках – их жатва, в отличие от настоящей, полевой, получилась невиданно изобильна.
Илона не любила грибы, особенно в этом году, и её абсолютно не привлекали длинные ряды уличных торговцев с корзинками, на показ заполненными привлекательными шляпками всех оттенков бурого и красного да на крепких белых, слегка кургузых ножках. Они зазывали прохожих, демонстрировали свои самые внушительные трофеи, и многие не выдерживали, подходили, торговались, покупали, доставая из карманов или сумочек смятые авоськи. Рядом стояли цветочницы с астрами, гладиолусами, пионами или флоксами. Илона стремилась быстрее пробегать такие места. Грибы ей незачем, а цветы напоминали о прошедшем лете, о первых настоящих букетах в её жизни, о первой любви, о Никите, которого требуется забыть. Забыть поскорее, вычеркнуть, вырвать как листок календаря. Он был, приходил и уходил, брал её тело, её любовь, пользовался ею так же, как и другими. Она для него стала лишь одной маленькой галочкой в длинном списке его безудержных приключений или, как пишут в книгах, побед. «Побед», слово какое дурацкое. Только в книжках его встречаешь в таком смысле. Как будто она сдавалась на его милость. Не сдавалась ему, она себе сдавалась. Но этот свой внутренний плен Илона ещё не совсем победила. Его только предстояло одолеть.
Он звонил, просил позвать её позвать, пытался что-то сказать, оправдаться, передавал через Павлика записки, которые Анжелка ей читала по телефону. Подруге было неудобно, она предлагала принести, на что следовало категорическое нет. И Анжела читала, она ошибалась, путала слова и буквы, запиналась, но Илона настаивала: «Читай». А когда звонил, Илона, ни слова не говоря, трубку клала сразу, как только раздавался его голос. Он звал, манил своей бархатной приторностью, оживлял в памяти минуты незабываемого блаженства, но Илона пересиливала себя. Мама заподозрила неладное. Да и как не заподозрить? Никогда раньше общения с дочерью не добивался один и тот же человек. Только Анжела, подружка. Да, бывало, звякнет кто-нибудь из одноклассников по учёбе или какому другому вопросу, мало ли их возникает? Но такого, чтобы всё тот же молодой человек просил, упрашивал, заклинал едва ли не умолял дать трубку Илоне, такого ещё не случалось.
Александра Евгеньевна замучила дочь расспросами, кто да что да почему? Илона сначала уходила от ответа, потом раскрыла часть правды, мол, познакомилась через Анжелку, и он теперь ей проходу не даёт. Мать не то, чтобы поверила, но сопоставила факты: со школьной подругой последний месяц дочь, действительно, вроде не встречалась. Да она ни с кем не встречалась, даже на улицу не выходила, как некоторое время назад. Её уговаривали вдвоём с отцом: «Выйди, прогуляйся, подыши свежим воздухом!» А она отказывалась, дома лучше, книги, музыка, вы и Руфина, мол, ничего дороже и ближе для неё нет, а там и погода никакая, и одноклассницы все, кроме Анжелы, рассосались по разным ВУЗам. Придёт время – находится ещё, в институт, насидится на лекциях, а сейчас дайте же последнее лето детства провести так, как я сама хочу. И родители отступались. Мать, конечно, в некотором недоумении и не без сверливших мозг вопросиков. Но в конце концов и она перестала беспокоиться, тем более,
Муж соглашался с женой, естественно, ему доставляло немалое удовольствие находится со своей молодящейся супругой в кругу потерявших все формы жён коллег: «Конечно, Сашенька, ты у нас молодец!» На что Александра Евгеньевна отвечала: «У нас все молодцы: Илоночка, студентка наша, ты тоже, вон договорился, и всё как по маслу!» От слова «договорился» Виктор Сергеевич морщился, тёр пальцами свой крупный нос, любое воспоминание о «договорном» процессе ему было неприятно. К тому же жене он-таки ни сном ни духом не обмолвился о реальной цене поступления Илоны, а аппетиты супруги не уменьшались. И не до конца обновлённый гардероб, и золотая цепочка, которой они поздравили дочку с первыми настоящими успехами, и тот перстень, что заказала себе жена – всё это стоило немалых денег. А их вот и не было уже! Ещё не успел расплатится с кредитом за машину, всегда держал тысячу на чёрный день, и её сожрал Коля Вершинин со товарищи. Теперь во сколько обойдётся Сашин перстень? Только небольшой задаток за него уплачен, а на остальное уже свободных рублей нет, с зарплаты едва удавалось отложить сотню, так она уже вся истрачена, опять придётся одалживать и в этот раз втайне от жены, противно! От таких мыслей голова шла кругом, а тут ещё на работе проблемы – реорганизации, пертурбации – появились слухи, что на самом верху подумывают об отмене монополии на внешнюю торговлю. В стране растёт кооперативное движение, ему тоже часть пирога подавай! Что там ещё надумают, и что будет с их министерством в этой перестроечной чехарде? Свели два года назад кучу министерств в один Госагропром, а что толку? Только масса людей места свои потеряла. Виктор Сергеевич стал осторожно прощупывать почву в МИДе на предмет перехода, благо далеко бегать не нужно – под одной крышей сидят они на Смоленской площади. И уж что-что, а это учреждение вечно. В общем, временами чувствовал себя Виктор Сергеевич, как тот богатырь на картине Васнецова, на распутье, только вместо камня на дороге у него каша в голове варилась, куда пойти – никто не подскажет, а месиво скоро начнёт закипать.
И только один обитатель их квартир не ведал забот, только у него, точнее, у неё ни о чём не болела голова. Руфина как и прежде приходила ласкаться, тёрлась о каждого обитателя квартиры, но лежать предпочитала по-прежнему рядом с Илоной. С ней она слушала битлов, к ней возвращалась с кормёжки и бегательного моциона после неё. Всё так же её любили, гладили, и она по-прежнему от одного движения рукой по тёплой пушистой головке задирала к верху свою остренькую, как будто вышедшую из-под руки знаменитого ваятеля, мордочку, закрывая от удовольствия глаза. И спала она, развалившись на кровати своей младшей, но любимой хозяйки, в невозможных позах, даже лапами кверху порой. Ничто не мешало ей наслаждаться спокойной жизнью с полной миской рыбы, в которую ей, правда, пытались зачем-то всунуть мелкие кусочки варёных овощей. Это Александра Евгеньевна подсмотрела во французских кошачьих консервах, там говорят, что полезно, и она пыталась имитировать, как могла, эту моду. Руфина с недоумением обнюхивала чужеродные вкрапления в рыбу, оставляла их нетронутыми, но порой, набросившись от жадности на свежую порцию салаки, не замечая, проглатывала несколько кусочков. И Александра Евгеньевна оставалась довольна: хоть что-то. Впрочем, кажется, из всех членов семьи Ивановых только она и была довольна, всё шло по намеченному плану в этом году. И у мужа на работе, и поездка во Францию, и МГИМО. Всё хорошо!
Никиту следовало избегать, сейчас, завтра и в будущем. Илона отдавала себе отчёт в том, что она ещё не совсем одолела притяжение, которое испытывала к нему. Она ощутила это накануне. Ведь с самого начала занятий она намеренно нигде ни с кем не появлялась, ни в «Молодёжном», ни в Крылатском, ни у Серёги, ни у Анжелки с Павликом. С подругой она вообще почти полностью свела общение на нет. Не поссорилась, а просто замкнулась, боялась не выдержать и расплакаться. Анжела названивала и в сентябре, но Илона не поддерживала разговор, отвечала односложно: «да», «нет», и на предложение посидеть где-нибудь отвечала – времени не хватает. Она не преувеличивала, всё съедала учёба. Илона и бывала-то только в институте, где аккуратно высиживала все лекции, от звонка до звонка, потом немало времени проводила в библиотеке. В общем, ей нравилось учиться в МГИМО. Предметы интересные, и никакой физики с химией. Никакой алгебры с геометрией и тригонометрией. Любимые ей, не любимые, нет, но предпочитаемые гуманитарные науки, оказывается, будущие специалисты по внешней политике должны постичь столько всего! И историю дипломатии, и теорию, и международные отношения и про разные страны.