Любовь нужна всем
Шрифт:
– Послушай, Илона, у нас с тобой что? Детский сад? Восьмой класс и поцелуйчики украдкой в пустом коридоре? Мы взрослые люди, и я тебя хочу страшно. Тебе что, подавай отдельный номер в гостинице «Интурист»? Так там валютные проститутки работают, нас даже на порог не пустят. Комната на час, на два тебя не устраивает, давай поразмыслим, что тебя устроит. Пойми, ты мне очень нравишься, но я не могу играть в эти детские игры. Чего ты боишься? – Никита был так поглощён собственным монологом, что даже не замечал, казалось, ответного молчания Илоны. – Ты боишься залететь? Так есть такая штука, в аптеке продаётся. Слыхала? Изделие номер один называется. Презерватив. Можно пользоваться. Не очень эстетично и прерывает процесс, но, ладно, я согласен. Главное, чтоб ты согласилась. Я для тебя готов на многое, пойми,
Илона, казалось, медитировала, она слушала Никиту, но создавалось впечатление, что её мысли витали в облаках. Наконец, словно взвесив все за и против, она откликнулась на зов:
– У меня завтра свободная квартира, утром родители уезжают на дачу, на два дня, вернутся только в понедельник, ну, или в воскресенье вечером, если погода совсем испортится. Как уедут, я тебе позвоню, приходи, – она посмотрела, не мигая, на Никиту, её бездонные голубые глаза, казалось, силились что-то донести до него, потом отодвинула в сторону металлическую вазочку с недоеденным мороженым и встала, – а сейчас я пойду, мне пора.
Никита поднялся и потянулся, чтобы поцеловать её в губы, но Илона отстранилась, только тихо произнесла:
– Не надо, завтра, всё будет завтра.
И назавтра Никита снова принёс букет алых роз. Она ткнулась носом в слоистые, вычурной формы бутоны, вдохнула тонкий аромат недавно срезанных цветов. Уколола пальчик.
– Ой!
– Аккуратней, – Никита провёл пальцами по её щеке, коснулся ресниц, переносицы, – какой у тебя красивый нос, прямой, аккуратный, как у античной скульптуры, я не замечал раньше, – и он стал осыпать поцелуями лицо Илоны, прервался лишь, чтобы сказать, – я видел только глаза, в них можно утонуть. И я уже тону, – прошептал он, прижал её голову к себе, а губы его продолжали безудержно впиваться в Илону, – И эти локоны, – он приподнял прядку Илониных волос, выдохнул, – Боже, ну точно, Мэрилин Монро. Если бы сейчас снимали про неё фильм, ты бы смогла играть главную роль.
Илона даже не обратила внимания на его сентенции о знаменитой американской актрисе, она их не слышала. Какая Мэрилин Монро? К чему? Она чуть отстранилась, опустила букет и смотрела в глаза Никите. Но он притянул её лицо и снова стал покрывать его лобзаниями. Она вдруг почувствовала, что теряет равновесие и сейчас упадёт, букет уже лежал на полу, но сильные руки подхватили её и понесли. Они уже помнили, куда нести, и что делать. Илона тоже. Всё было как во сне, но это был не сон, а явь. И в этой яви она вдруг почувствовала себя женщиной, полноценно, так как никогда раньше не чувствовала. Когда, наконец, они оба устали, и Никита оказался просто рядом, Илона бочком приткнулась к его плечу, он подвинул руку и обнял её. Они лежали так долго, а Илона водила пальчиком по его лицу, трепала чёрные волнистые волосы и большие смешные уши, которые он уже не старался прятать.
Два дня пролетели незаметно, они выбрались прогуляться только пару раз, по одиночке проходили вестибюль, соблюдая полную конспирацию, чтобы не попасться вместе на глаза дежурной. И Никита старался проскочить обратно незаметно, чтобы избегнуть ненужного вопроса. Это не представляло труда, стражница морали любила поболтать с жильцами, по большей части с бабушками, они доступнее, чем их высокомерные дочери-жёны министерских начальников.
В воскресенье, часов в двенадцать, позвонила мама, погода позволяла оставаться ещё на одну ночь, но в понедельник отцу на работу, поэтому вернутся рано. Пришлось вставать в семь утра и восемь провожать Никиту. Он прошёл мимо удивлённой вахтёрши, принявшей смену, и на вопрос: «А вы откуда, молодой человек?» ответил высокомерным молчанием. Ну а у Илоны ещё час, чтобы ликвидировать все следы прошедшего уик-энда, следы так быстро пролетевшего счастья. С сохранившими весь свой
Мама была привычно говорлива: «А ты знаешь? Соседи-то отдали сына в Суворовское училище! Нет, ну представь себе, в наше время, и в Суворовское! И представь себе, ту развратницу из последнего дома по улице, муж-таки застукал. Кто-то подсказал в нужный момент. Такая сцена была! Вся улица как зрительный зал!» И, конечно, английский, куда же без него!
– Ты готовилась, Илоночка!
– Конечно, мама, – по традиции ответила Илона, – обязательно. А сама подумала, какой тут английский, когда мысли только о другом.
– Надо, доченька, осталось восемь дней всего. Последний рывок, ты сдашь, с твоим уровнем, топить тебя не будут, но и повода дать нельзя. Чтоб этот английский у тебя от зубов отлетал. И МГИМО у нас в кармане тогда.
«У нас, – отметила Илона, – да, у нас». Кто она в этом доме? Что ей принадлежит? Только тело её, и время, и то лишь когда родителей нет. Но английскую грамматику Илона клала рядом с собой и хватала, стоило маме приоткрыть дверь в комнату. Тогда она, держа в руках учебник, начинала уныло повторять фразовые глаголы – то, в чём чувствовала себя наименее уверенно, логика этих конструкций от неё ускользала – «take aside, take along, take through, take over» или «be cut off, feel cut off» и так далее. Мама слушала с довольной миной и, не желая беспокоить дочь, бесшумно закрывала за собой. Илона, откладывала повторение в сторону, включала магнитофонную запись фонетических упражнений и уносилась мыслями совсем в другую сторону.
По несколько раз в день выходила «проветриться», но крайней точкой прогулки становился второй от дома телефон-автомат. Звонила Никите и, если он заставала его дома, подолгу оставалась в кабинке. Она задавала ему бессмысленные вопросы, слушала его бессмысленные ответы, вкушала его приятный, бархатистый голос и почти ощущала его физическое присутствие. Один раз удалось встретиться, они чуть ли не полдня провели вместе, прохаживались в обнимку в Крылатском, сидели на скамейке сперва в парке, потом посреди какого-то двора, целовались как сумасшедшие, она проводила ладонью по его лицу и глубоко вдыхала воздух, который нёс его запахи, её переполняло желание, но ничего, кроме скамеек им не светило в тот день. Да и время прогулки определяла мама, Илона просрочила, опоздала, придумала что-то в своё оправдание – ссора с ней перед экзаменом не входила в планы. Существовала надежда, что на выходные родители опять укатят на дачу, отец рвался туда, но Александра Евгеньевна заявила, что Илоночке осталось три дня и надлежит ей помочь, нельзя пускать дело на самотёк, а то она будет плохо питаться, не высыпаться и придёт поступать с полным нервным истощением. В общем, ничего не получилось. Скорее бы уж экзамен.
Виктор Сергеевич повёз Илону в институт. Поехали на своей машине, водителя уступил заму, неудобно его загружать поездками по личным надобностям. На работе сообщил, что полдня его не будет, ни собраний, ни совещаний не ожидалось, поэтому отлучился без труда. А показаться следовало, по телефону Вершинин по своему обыкновению был скользкий как угорь, и Виктор Сергеевич посчитал необходимым навестить бывшего коллегу. Очень не хотелось лицезреть его оплывшее от жира лицо, следить за маленькими бегающими глазками и, более всего, пожимать мягкую, потную руку. Не хотелось, но ничего не попишешь, иначе всё может пойти кувырком и напрасными окажутся и визиты, и отданные дельцу от мидовского образования деньги. Руку всегда надлежит держать на контроле, особенно в последний, решающий момент. Этот жизненный урок Виктор Сергеевич усвоил чётко.
Если папа Илоны несколько нервничал, что было заметно, то она сама держалась на удивление спокойно, лишь возбуждена больше обычного. Её возбуждала малейшая деталь, малейшее происшествие. То, что обычно не привлекало её внимания, становилось важным и заметным: бабуля, бегущая за уходящим автобусом, лихач на старых «жигулях», обогнавший их «восьмёрку». Виктор Сергеевич посматривал время от времени на дочь и не мог взять в толк: таким образом волнение выходило наружу или она, как раз наоборот, стремилась показать, что спокойна и её мысли вовсе не поглощены предстоящим испытанием.