Любовь нужна всем
Шрифт:
Наконец, однажды оторвавшись от задачника по физике, она посмотрела на часы – время близилось к семи. А Павлик задерживался, он даже не позвонил. Правда, Анжела понимала, что при его роде деятельности могло просто не найтись времени, чтобы добежать до ближайшего автомата. Она снова взяла ручку и принялась выводить решение. Не получалось, ещё раз, снова не получилось. Плюнула и принялась за алгебру, интегралы и интегрирование. Те тоже не задерживались в голове, как входили, так и выходили. Подошла к окну, за окном – грустная картина, в июле лето испортилось, каждый день лил дождь. Вот и сейчас мелкие капельки монотонно стучали по загаженному птичьим помётом оконному отливу. А Павлик всё
Павлик наконец появился, весёлый и довольный, обнял нежно и поцеловал в губы, вытащил из кожаной сумку бутылку шампанского. Снова поцеловал и прижал её к себе. Сердце заколотилось так, что, казалось, вот-вот и выскочит из груди. Всё тело ждало и вот дождалось. Но времени уже не оставалось. И тут Анжела приняла решение: взяла телефон и набрала родителей. К счастью, мать мылась, поэтому ответил отец, и она наплела ему про несуществующую подругу, у которой заночует. «Не ждите, буду только завтра, целую», – выпалила Анжела, давно меж ней и родителями исчезли всякие нежности, но тут это неожиданное «целую» позволило ей быстро повесить трубку. Номер телефона она, естественно, не сообщила. Анжела повернулась к Павлику. Он её подхватил и на руках понёс в комнату. Эта ночь была для них.
Но на следующий день всё равно пришлось объясниться с матерью. Татьяна Сергеевна даже с работы отпросилась и прибежала домой раньше, чтобы застать Анжелу днём, но та заявилась лишь в двенадцатом часу, в надежде, что все уже лягут спать, и она тихонько прошмыгнёт в свою комнату. Не тут-то было! Мать сидела на кухне с пустой чашкой чая, постукивала ложкой о блюдечко, уставившись в рваную дырку в клеёнке, и ждала. Едва уловив металлический скрип ключа в замочной скважине, она поднялась и, не медля ни секунды, метнулась к двери. Весь её вид: строго сведённые брови, горящие в тусклом свете слабой лампочки глаза, тонкая как натянутая стрелой линия губ и даже пальцы рук, сжатые в кулаки, словно она как когда-то собиралась поколотить дочку, всё это подсказывало Анжеле, что юлить и рассказывать придуманную заранее историю бесполезно. Тут либо всё, либо ничего.
– Ну и у какой же ты такой подруги ночевала?
– Мам, какая разница, ночевала и ночевала. Ты её всё равно не знаешь.
– Какая разница? Какая разница? То пьяная домой заваливаешься, то вообще не изволишь являться! Я твоя мать! И я просто обязана знать, где ты проводишь ночи!
– Мам, мне через два месяца восемнадцать. Ты в моём возрасте уже год как без родителей жила.
– Я жила, я работала, у горячей печи на хлебозаводе стояла! – Татьяна Сергеевна перешла на крик, совсем забыв о спящем муже.
– Ну так мне тоже что ли у печи встать?
– Да уж лучше у печи, чем… – мать запнулась, подыскивая подходящее слово.
– Чем что? – Анжела уже поняла, что терять нечего, и лучше закрыть тему сейчас, раз стало кипеть, то пусть уж докипит, пусть даже крышку сорвёт, но сейчас, чтобы раз и навсегда закрыть.
– Да мне не верится, что ты у подружки торчала до сегодняшней ночи! – мать взяла себя в руки и перевела разговор в более спокойное русло, но продолжила допрос. – Что вы вчера засиделись допоздна, ты заночевала и ночевала аж до следующей ночи? Так?
– Мам, – Анжела пошла ва-банк, – ты ведь всё понимаешь, я люблю его, понимаешь, люблю. Ты ведь любила папу и сейчас тоже по-своему любишь? И до папы у тебя кто-то был. Ты любила? Вот, теперь я люблю. Вопросов нет? Я-а его лю-юблю, – медленно, чётко артикулируя каждое слово, произнесла Анжела.
Мать слегка покраснела. Упоминание о первом увлечении, закончившемся абортом, сильно её задело, но
– Кто он?
– Его зовут Павел, он студент четвёртого курса полиграфического института. Красивый, высокий, что ещё ты хочешь знать?
– Где вы живёте?
– Он снимает квартиру, – Анжела набралась храбрости и выпалила, – а я переезжаю к нему жить.
– Когда? – только и смогла выдавить из себя мать.
– Завтра. Мам, ты не волнуйся, он хороший и меня любит, – затараторила Анжела, видя, что мать уже сдалась, – и я буду вас навещать, тебе с уборкой помогать. И Павлик придёт, он бы уже познакомился, но сейчас у него хлопот полон рот.
– А на какие деньги он квартиру снимает? – вдруг спохватилась мать.
Законный вопрос. Анжела ждала его. Ответ заготовила давно, она ведь предполагала, что объясняться рано или поздно придётся:
– Родители помогают, у него отец в Африке работает, – врать Анжела умела и врала сейчас самозабвенно, – но это пока, а так после четвёртого курса он устроится по специальности и будет работать, у них это просто.
Мать молчала, Анжела решила не останавливаться.
– И в институт я готовлюсь, всё нормально будет, вот увидишь, мы вечерами уже в кафе не сидим, нам у себя дома хорошо. Ну вот как вам с папой. Просто я выросла, Татьяна Сергеевна! Выросла!
Татьяна Сергеевна вздохнула, посмотрела внимательно на дочь и с правого уголка лица вдруг капнула слеза. Дочь выросла. Ох уж эти выросшие дети, Большие дети, большие беды. Уж она-то она усвоила по собственному опыту.
Две недели они встречались в только ради того, чтобы встречаться. Так, во всяком случае, сказал Никита. Неужели Анжелка права, и им нужно только ЭТО? Илона не понимала. Ей нужно видеть Никиту, чувствовать его тёплую кожу, касаться его мягких губ, застывать в долгом поцелуе. Всё то, чего она не ощутила с Игорем, ну почти, два лёгких касания, да не касания – тычка губ, стремительно убегавших, как бы кто не засёк, не считаются. Но Никиту так не устраивало, после Крылатского встречи становились всё короче. Он всякий раз куда-то спешил, то к друзьям, то домой («надо сводить бабушку к врачу»), то в библиотеку –в разгар каникул, однако. Илона чувствовала, что это отговорки и предлоги, что, конечно, взрослому, двадцатилетнему, парню, познавшему плотскую любовь, требуется большее. Но она сама не разобралась, насколько ей этого хочется. После первого раза она испытала опустошение, после второго, несостоявшегося, там, в Крылатском – желание уйти в себя, понять себя.
А Никита настаивал на большем. Но как? Погода установилась мерзкая – что ни день, то дождь, серое небо, не ложиться же на мокрую траву! Бр-р! И нельзя последовать совету Анжелки да рвануть за город. Куда? Там тоже мокрая трава. Пару раз Никита предлагал идти в чужую квартиру, это казалось ещё страшнее, даже в той, где они поцеловались в первый раз, у добряка и гитариста Серёги, даже там Илона не готова встречаться. Слово какое – встречаться, это Никита так сказал, а ведь известно о чём речь. А вдруг их кто-нибудь застукает там. Она так и представила себя, как она голая выпрыгивает из кровати, с одеялом как со щитом, и всё это под ироничным взглядом хозяина дома свиданий: «Одевайся уж медалистка голубоглазая!» Позор, позорище, да и вообще разве так она представляла любовь? Но Никитино терпенье тоже заканчивалось, вот он и не выдержал. Они сидели в кафе-мороженое, болтали о разном, с Никитой они трепались обо всем понемногу, но в итоге разговор сводился к одному и тому же: