Любовь продается или пираты 25 века
Шрифт:
И добавил, пристально глядя мне в глаза:
— А мама расскажет сказку…
Кира обернулась к двери и, увидев меня, восторженно закричала:
— Ма! Пло плинцессу?
— Хорошо, — улыбнулась я, — про принцессу. Пойдем.
Я шла по коридору, держа Киру за руку с одной стороны, Файнс держал с другой, и вдруг мы столкнулись с бабушкой, выходящей из кабинета.
— Ну наконец-то, — немного язвительно пробормотала моя родственница, проходя мимо, — а то я уже думала, что этот цирк никогда не закончится.
Недоуменно посмотрела ей вслед: "О чем это она? Мы же просто идем укладывать спать
Так сказки (сначала одну, потом и вторую) я еще не рассказывала… Постоянно запинаясь, краснея, путая слова и события. А все из-за того, что Кир сидел напротив, развалившись в кресле, и не отрывал от меня пристального взгляда. В итоге я взяла книгу и начала читать с экрана. А он только тихонько посмеивался над моим дрожащим и прерывающимся голосом. Мы как будто поменялись ролями. Он стал охотником, а я — добычей. Он — грозным хищником, а я — неуверенным испуганным зайчонком. Поэтому облегченно вздохнула, когда сонные глазки дочери закрылись и она тихонько засопела.
Я подняла на Кира неуверенный растерянный взгляд. Он молча встал, подошел ко мне и протянул руку. Я смотрела на широкую ладонь с длинными пальцами и понимала — назад дороги нет. Сила воли сломлена: точнее, от нее давно уже остались одни ошметки. Сердце застучало отчаянно и быстро, желание, давно тлевшее глубоко внутри, вдруг полыхнуло ярким костром, сметая шелуху неуверенности, длительных раздумий и робости.
Пусть Кир и хотел казаться спокойным, застыв надо мной каменным изваянием, но его выдавала едва заметная дрожь пальцев и тяжелое прерывистое дыхание.
— Пойдем, — прошептал он тихо, и от этого низкого голоса мурашки побежали у меня по спине, — нам нужно поговорить.
"О чем?" — в недоумении и растерянности подумала я, но послушно встала и вышла в коридор. Кир шел сзади. Я вздрагивала от легких как перышко прикосновений пальцев к спине, плечам. Голова шла кругом от его близости, бросало в жар от молчаливого всеобъемлющего знания. Знания того, что сейчас произойдет.
Желание пульсировало, вгрызалось голодным зверем, выворачивало внутренности. И как только дверь детской въехала в стену и мы оказались в коридоре, я спустила его с цепи. Развернулась и дала волю так долго сдерживаемым чувствам, позволяя рукам делать что угодно — трогать, гладить, царапать… Зарылась пальцами в волосы, уткнулась носом, лизнула кожу, выглядывающую в вороте рубашки. Мне было неудобно, он был слишком высоким. Я вертелась и извивалась, пытаясь дотянуться до лица, до губ. Спустя пару секунд поняла, что Кир застыл как статуя, убрал руки за спину и не отвечает на мои поцелуи. Я недоуменно и обиженно похлопала ресницами: что такое?
— Лия, — срывающимся голосом просипел мужчина, — нам действительно нужно поговорить…
— Я не хочу говорить, — раздраженно отмахнулась от его слов.
— Я хочу тебя. Сейчас же, — почти в приказном порядке скомандовала ему.
Я все решила для себя, какие еще могут быть разговоры?
Обняла руками, тесно прижалась, потерлась грудью, бедрами, вызвав судорожную ответную дрожь в его теле. Я не могла ждать. Я была не в состоянии остановиться даже на секунду. Болезненно налившаяся грудь требовала прикосновений, кожа горела огнем.
Кир обхватил меня руками, сильно сжал плечи, слегка отодвигая. Он тяжело и шумно дышал и, наклонив голову, грозно буравил меня взглядом, почти нос к носу.
— Ты больше никуда не сбежишь от меня, — выдохнул он, будто приказывая. — Больше никогда. Обещай!
"О чем это он?" — я ничего не соображала и почти не слышала его слов. Я вся трепетала от его близости, от близости его сильного крупного тела, от пьянящего аромата. Такого знакомого и родного. Меня влекло к нему, как магнитом. Я безостановочно касалась, трогала, гладила… И с радостью ощущала его ответный волнующий отклик, неуправляемую дрожь под моими пальцами, сумасшедшее биение пульса, вибрацию мышц.
— Лия, обещай немедленно… — почти простонал он.
Я согласно кивнула, смутно соображая, что именно обещаю.
— Хорошо, Кир… — прошептала я, завороженно уставившись в блестящие в полумраке глаза, выгибаясь, стремясь прижаться еще ближе. — Конечно, я обещаю… Все, что хочешь…
Наконец губы Кира накрыли мои, и меня пронзило молнией. Я втянула в себя его язык и невольно застонала от мощного взрыва восхитительных вкусовых ощущений. Дикое нестерпимое наслаждение волной прошлось по телу. Слов больше не было. И ни единой мысли в голове — только ненасытная жажда и мучительный голод…
Я даже не заметила, как мы оказались в спальне и что на мне больше нет одежды. Сама ли я дошла или Кир меня нес на руках — не помню. Казалось, что тело живет собственной, только ему понятной жизнью. Сладостно изгибаясь, мягко прижимаясь, нежно обволакивая, откликаясь на каждое его прикосновение, жадно вбирая в себя его энергию, силу, мощь. Это было как в танце. Я перестала себя ощущать, я стала музыкой, стала песней. Кир заставил мое тело петь.
Как будто и не было этих трех с половиной лет. Не было разлуки. Словно мы расстались только вчера. Кир знал мое тело лучше меня самой и умело играл на нем, как на музыкальном инструменте.
Так долго года я ложилась спать одна. Так долго года я избегала любого намека на физическую близость. Наверное, я интуитивно догадывалась, что принадлежу именно этому мужчине, что только он может владеть моим телом, моим сердцем, только он может распоряжаться ими.
Я не спрашивала, как он провел эти года, не спрашивала, были ли у него женщины, любил ли он их. Я боялась услышать любой его ответ. Мне было бы больно и тягостно узнать, что он страдал или испытывал боль, но еще больше я боялась того, что он мог быть безоблачно счастлив с какой-то другой женщиной.
Я эгоистично присвоила этого мужчину себе. Он был моим давно, а сейчас просто вернулся ко мне. Я была глупа и невежественна, так как когда-то отпустила его, но больше не собираюсь повторять своих ошибок. Теперь я не оставлю его и не собираюсь ни с кем делиться. Ни с красотками, живущими в поселке и томно закатывающими глаза при упоминании о "господине Файнсе", с придыханием повторяющими его имя, ни с юными школьницами, строящими ему глазки и напрашивающимися к нам в гости. Оказывается, я собственница. Впервые в жизни я чувствовала жгучую безрассудную ревность и даже немного опасалась силы своих чувств.