Любовь сильнее расчета
Шрифт:
Он не мог определить, что сильнее раздражало его — ее опоздание, ее удивительно привлекательная внешность или ее кокетливое поведение. Она притягивала к себе как магнит, и ему было необходимо поскорее избавиться от ее влияния. Большую часть прогулки с Дэлом, который в своих разглагольствованиях дошел уже до выбора имен для его с Райли детей, Мейсон решал будущее этой необычной женщины.
Во-первых, она ни при каких обстоятельствах не должна встречаться или разговаривать с лордом Дэландером. Она должна избегать его, чего бы
Во-вторых, возник вопрос о ее слуге. Он ясно сказал ей, что она не должна брать его с собой. А Хасим сегодня утром разгуливал по Эшлин-сквер как хозяин.
— Белтон, — позвал Мейсон, стягивая перчатки и шляпу.
Из-за угла появился дворецкий.
— Да, милорд?
Мейсон отдал ему плащ и шляпу.
— Пришли мадам Фонтейн ко мне в кабинет, немедленно.
Он уже отошел на несколько шагов, когда ответ Белтона остановил его:
— Мадам уже уехала.
— Уехала? Что значит уехала? — обернулся Мейсон.
— Она и этот дикарь покинули дом полчаса назад.
— Почему?
Белтон сердито посмотрел в сторону лестницы, и Мейсон успел заметить мелькнувшее муслиновое платье одной из девиц, с виноватым видом спасавшейся бегством от надвигавшейся в лице дяди грозы.
— Мадам Фонтейн сказала что-нибудь перед отъездом?
Белтон замялся.
— Боюсь, это был французский, сэр, и его трудно перевести.
Мейсон тяжело вздохнул и направился в свой кабинет. Белтон последовал за ним. На столе ожидали почта и счета, которыми Мейсон должен был заняться еще час назад. Весь его распорядок дня был безнадежно нарушен.
— Позвонить, чтобы вам принесли утренний чай, милорд?
По крайней мере хотя бы чай сохранился!
— Да, и пошли за моими племянницами. Передай им, чтобы явились в мой кабинет через пять минут. Не раньше и не позже.
— Да, милорд, — сказал Белтон, не трогаясь с места.
— Что-то еще? — спросил Мейсон.
Белтон протянул ему ридикюль.
— Это забыла мадам Фонтейн.
— Ты можешь вернуть его ей завтра, — отмахнулся Мейсон.
— Если она приедет… — чуть слышно произнес Белтон.
— Да, ну, я думаю, мадам Фонтейн сделана из крепкого материала, который не по зубам нашим злюкам.
Если Мейсон полагал, что разговор окончен, то он сильно ошибался. Белтон стоял перед его столом твердо, как часовой на посту, в котором Мейсон сейчас отнюдь не нуждался.
— Белтон! Что ты мешкаешь? — Мейсон еще никогда не видел дворецкого таким встревоженным. — В чем дело?
Белтон кашлянул.
— Когда я поднимал ридикюль, из него выпала записка. — Он достал из кармана клочок бумаги и положил его на стол перед Мейсоном.
— Белтон, содержимое ридикюля мадам Фонтейн едва ли должно нас интересовать, и я не могу поверить, что ты позволил себе… — Он не успел сказать «копаться в ее вещах», увидев, что было нацарапано в записке:
УЕЖАЙ ИС АНГЛЕИ ШЛЮХА А ТО ПОПЛАТЕШСЯ
— Хоть слово «шлюха» написали без ошибок, — заметил Мейсон.
Он взял записку в руки и более внимательно рассмотрел ее. Написано не женской рукой, буквы слишком кривые. Почему-то он полагал, что почерк Райли должен быть похожим на саму мадам Фонтейн — полным энергии и округлым, а не такими безграмотными каракулями.
«Так что же, черт возьми, происходит?» — подумал он. Он не видел в записке никакого смысла. Если только не…
Он отогнал эту невероятную мысль.
Кто-то угрожает Райли?
Неожиданно Мейсон почувствовал, что от записки веет холодом смерти, и поспешно убрал ее обратно в ридикюль. И совершил ошибку. Ибо, открыв коричневую бархатную сумку, он уловил легкий аромат духов. Этот аромат знало его тело, знало настолько хорошо, что все его чувства потребовали, чтобы он встал на ее защиту.
Мейсон сразу же приглушил этот неуместный порыв. Дама едва ли имела к нему отношение, и он не обязан о ней заботиться, но все же необходимо было что-то предпринять — он должен вернуть ее ридикюль и разобраться в этом таинственном деле с запиской. Он должен защитить свои капиталовложения.
Да, вложенные в ее театр деньги — это достаточно уважительная причина, для того, чтобы мчаться в «Куинз-Гейт».
Час спустя племянницы покинули его кабинет. Он выслушал их заверения, что они не делали ничего плохого, но не поверил ни единому слову. Слишком настойчиво они его в том убеждали. Поэтому Мейсон отпустил их, предупредив, что они каждое утро будут помогать миссис Мак-Коннеги на кухне, если следующий урок сорвется.
Он направлялся к ожидавшей его карете, когда его заставил вздрогнуть голос кузины Фелисити. Шурша кружевами, она торопливо следовала за ним.
— Мейсон, как мило с твоей стороны приказать подать мне карету, — сказала она, опережая его, и, даже не оглянувшись, уселась в экипаж.
— Кузина, эта карета для меня. Мне нужно ехать по делу, — сказал Мейсон заглянув внутрь, где она уже успела расположиться.
— Ты можешь высадить меня по пути, мне надо сделать кое-какие покупки, — ответила она, указывая ему на место рядом с собой.
— Кузина, я вам говорил, больше никаких лишних расходов.
Фелисити покачала головой.
— Дорогой мой мальчик, у меня нет лишних расходов. Кроме того, ты едешь повидать Райли и отдать ей ридикюль, не так ли?
Он покосился на нее. Неужели в его доме не бывает секретов?
— Да, — подтвердил он, не желая обсуждать эту тему.
— Тогда ты можешь высадить меня по пути, — повторила Фелисити, усаживаясь поудобнее.
Мейсон понял, что нет никакой надежды избавиться от нее сейчас, поэтому сел в карету и приказал кучеру отправляться. Дернувшись, карета тронулась.