Любовь в мире мертвых
Шрифт:
— Иди, — приказ настолько неожиданный, что Диксон, уже нарисовавший в мозгах мрачную картину своей могилы на заднем дворе этого курятника, даже вздрагивает, и переспрашивает глупо:
— Куда?
— Идиот. — Диагностирует Том. — Вон люк, внизу направо, и потом еще направо.
Диксон все еще не веря, обшаривает пальцами пол в указанном месте, находит еле заметную щель, поддающуюся под пальцами, откидывает совершенно бесшумно люк.
Перед тем, как спуститься, поворачивается к Тому, все еще сидящему на табуретке и неподвижным взглядом
— Почему пускаешь?
Том качает головой, потом еле заметно усмехается:
— Идиот. Дорогу не перепутай. Попадешь к дочке, отстрелю яйца.
Диксон спускается вниз.
Даже если это и ловушка, он пока ничего сделать не может. Том его живым не выпустит отсюда, это понятно. Но непонятно, вот совершенно непонятно, почему позволил пройти в убежище. Он вообще не похож на легковерного дурака. Значит, внизу скорее всего ловушка. Может в месте, куда сейчас направляется Диксон, прячутся парочка десятков ходячих.
Но делать нечего.
Он сам сюда залез. Винить некого. Надо выбираться.
Диксон идет по указанному маршруту по вполне комфортабельному убежищу.
Дверь комнаты открывается без скрипа.
Диксон застывает на пороге, оглядывая помещение.И понимая, что Том не обманул. Это комната Доун.
Здесь не темно. Свет ночника, мягкий и уютный.
Небольшая кровать в углу приковывает внимание. Доун спит, сбросив одеяло на пол. Одна. Волосы, как змеи, разметались по подушке, лицо усталое, со сдвинутыми бровями, кусает губы во сне.
Диксон разглядывая, непроизвольно получает привет от нижней головы. Не вовремя очень. Но так всегда, с этой бабой.
Ее мужика нет. Может, тоже дежурит? Или умотал куда-нибудь. Поэтому она так свободно и лазит по лесу, и ебется с другими.
Злость, опять неконтролируемая злость накатывает, ослепляя. Это яд этой гадюки действует.
Надо успокоиться, бля, надо успокоиться уже!
Диксон шумно выдыхает, и внезапно замечает в маленькой комнате еще одну деталь.
Небольшую кроватку.
Как раз возле ночника.
Детскую.
Ноги идти отказываются, приходится переставлять их гигантским усилием воли.
Диксон уже знает, кого он увидит, приблизившись.
Мальчик. Маленький мальчик. Года два примерно. Лежит на спине, раскинув руки, сжатые в кулачки. Посапывает.
Диксон смотрит оглушенно, в голове нет ни одной, вообще ни одной связной мысли. Ни одной эмоции.
Только отстраненно подмечает знакомые черты.
Нет, он не знает, как он выглядел в детстве.
К тому времени предки уже окончательно потеряли связь с реальностью, и фотографировать младшего сына считали ненужной блажью.
А вот Мерлу повезло больше. Пара его фоток сохранилась до пожара. И Дерил их помнит.
И потому сомнений в том, чей ребенок, у него нет. Фамильные черты Диксонов налицо. На лице.
Старик не совсем выжил из ума, пуская его. А Дерил и правда идиот.
Конченый, нереальный дебил.
А Доун - змея.
Вот только змеиный яд, расплываясь по венам, дарит долгожданное спокойствие. Блаженство.
И обещает новую жизнь.
Жажда жизни
Маленький кусочек истории. Он полностью закончен, продолжения конкретно этой истории не будет.
Второй сезон, после нападения стаи Ходячих на группу, убегает в лес София, дочь Керол, и группа разделяется и ходит по лесу в поисках ребенка. Андреа, буквально днем ранее потерявшая свою сестру Эми, в депрессии. Она идет по лесу с Дерилом, ищет Софию и натыкается на вымерший небольшой лагерь, где прямо на дереве висит дергающийся мертвец.
Андреа, скривившись, смотрела на висящего и с рычанием пытающегося дотянуться до нее мертвеца. Воняло от него мерзко. Хотя, пора бы уже начать привыкать к этому запаху. Он неистребим.
— Глянь, — Диксон подошел ближе, сплюнул, оглядывая дергающееся, хрипящее тело, — его укусили, и он решил не ждать конца, мудак.
— Почему мудак? — Андреа, наконец, отвернулась, отошла чуть в сторону, рассматривая маленький лагерь.
— Да потому что трус, — Диксон, прошелся до палатки, аккуратно заглянул внутрь, разочарованно нахмурился, не найдя ничего интересного, — думал, затянет удавку на глотке — и все! Все проблемы закончатся. А нихера… Висит теперь здесь, а ноги ему другие мудаки обглодали. Семья его, наверно. Уж явно он об этом не думал, когда вешался.
— Ну… — Андреа опять посмотрела на дергающегося мертвеца, — может, он не видел другого выхода… Иногда его просто нет…
— Тоже так хотела? — Диксон внезапно подошел ближе, посмотрел прямо в лицо, что было случаем невероятным, и Андреа еле сдержалась, чтоб не отшатнуться от тяжелого взгляда его острых светлых глаз.
Она передернула плечами, отчего-то остро ощутив резко сгустившиеся сумерки, упавшие на них, словно тяжелый темный мешок, воздух стал густым и вязким.
— Че молчишь-то? — Диксон, против обыкновения, не отступал, яростно разглядывая ее осунувшееся бледное лицо, — я же знаю, что хотела. Там, в ЦКЗ. А сейчас?
Андреа не выдержала все-таки, отшагнула от него в сторону, злясь на настойчивость. Какое его дело? Что ему вообще надо?
— Не твое дело, чего я хотела, — собрав все силы и вспомнив недалекое прошлое, когда таких, как он, белую шваль, она не замечала даже, — даже если и так? Тоже мне, моралист нашелся!
Диксон шагнул за ней следом, сокращая расстояние. По лицу его, обычно маловыразительному и жесткому, пробежало какое-то непонятное ей выражение, словно двадцать пятый, неуловимый кадр. Тот самый, который и есть суть всего.