Любовь в условия не входит
Шрифт:
И даже не спросила у Полины ни кто она, ни как её имя. Может, уже и знала, Ваня сказал. А, может, Полина для неё просто безымянная девочка, не достойная большего внимания. Она ведь и сама ей толком не представилась – «Ванина мама» не в счёт, оно и без объяснений стало бы понятно – только ещё раз оглядела оценивающе и сразу вернулась в комнату.
Полина прошла следом. А что ей теперь, скромно у дверей торчать? Достала из упаковки и положила на столик серебристый блистер с таблетками. Ванина мама, конечно, сразу взглянула, опять оценивающе: достаточно ли дорогое и продвинутое лекарство? А вот нет!
–
– А мне чай принеси, – попросила Ванина мама. Или, скорее, распорядилась.
– Хорошо, – на ходу кивнула Полина.
И откуда эта нежданная гостья взялась? Неужели, пока Полина бегала в аптеку, Ваня позвонил мамочке, пожаловался, что плохо себя чувствует? Не похоже. Особо обрадованным маминым визитом он не выглядел. Да он вообще выглядел не очень. Ему бы поскорей выпить лекарства, забраться в постель и уснуть.
Кухня тоже оказалась довольно просторной – даже ещё один диван, хоть и небольшой, уместился, – и укомплектованной под завязку. Не только самое необходимое и привычное, но и кофемашина на видном месте. Но пока та без надобности – чай же заказан. А он, вообще, тут есть?
Ага, вот и чайник, и даже с водой. Часть Полина отлила в стакан – Ване, запить таблетки. Остальное поставила разогреваться – на чашку как раз хватало. И приступила к поискам заварки.
Или чего зря мучиться? В навесном шкафчике сразу нашлась коробка с чайными пакетиками. Не факт, конечно, что Ванина мама такое потребляет, но Полина вроде как тоже не дома, чтобы сильно здесь хозяйничать. Что первое под руку попалось, то и сойдёт. Она не профессиональная служанка, чтобы угождать.
Вода вскипела, чайник выключился, перестав шуметь, и сразу стал слышен разговор из комнаты.
– Последствия романтических прогулок под луной? – вопрошала Ванина мама. Пусть даже слова доносились не столько отчётливо, но зато без труда читались интонации, наполненные иронией. – Вы всё-таки как-то примите во внимание, что сейчас зима.
– Ма-ам, – выдохнул в ответ Ваня.
Полина не столько расслышала, сколько угадала. Ей и самой частенько так приходилось говорить. С уверенностью, что уже давно не нуждаешься в подобном якобы понимании, особенно если оно с оттенком снисходительности. И с ощущением обречённости – родители никогда не перестанут относится по-другому, так до конца и будут смотреть свысока и считать, что без их наставлений и советов дети просто не выживут.
– И, кстати, – невозмутимо продолжила Ванина мама, – ничего девочка. Я в её годы такой же была. Вырвалась из своего Мухосранска и поклялась, что ни за что туда не вернусь. За любую возможность зубами цеплялась. И за твоего отца уцепилась. Прямо с первой встречи. Хоть он тоже приезжий был, но к тому времени уже прочно здесь обосновался. Даже вот квартирку заполучил. Разве я такого упустить могла? Да ни за что. Как ухватила, так изо всех сил держалась. Что только ради этого не делала. Так что, смотри, Ванюша, не попади раньше времени.
Она не старалась говорить потише. Либо не подозревала, что до кухни её слова долетали вполне свободно, либо прекрасно об
И откуда она только узнала про Мухосранск? Даже, если Ваня рассказывал. Для него-то Полина приехала из областного центра, а не из малюсенького зачуханного городка. А вот у его мамы ни капли сомнений, что точно угадала. И про остальное она в общем-то правильно сказала, но с её слов это звучит как-то недостойно и обидно.
Может, сыпануть в её чашку соли? Или перца. Хотя перец у Вани вряд ли найдётся. Останется ли тогда его мамаша по-прежнему столь высокомерной и саркастичной? Или вся её спесь резко исчезнет вместе с блуждающей по безупречно накрашенным губам снисходительной улыбочкой? А, может, и соли, и перца сразу?
Конечно, Полина не станет подобного делать. Потому что – детский сад, штаны на лямках. Но представить-то ничего не мешает.
Чай заварился, Полина вытащила и выбросила пакетик. Наверное, по правилам полагалось принести всё на подносе. Да сейчас! Во-первых, где его искать, да и есть ли он здесь вообще, во-вторых, обойдётся. В одну руку стакан, в другую чашку – вот и весь этикет.
Чашку Полина тоже поставила на столик, а стакан отдала Ване в руки, потом достала таблетку из блистера.
– Держи. Пей.
Ваня послушно забросил таблетку в рот, отхлебнул воды, а его мама, конечно, пристально наблюдала за происходящим. Полина её лица не видела, зато чувствовала взгляд. Вот честно, чувствовала. Словно к ней слишком близко поднесли горящую спичку – не до боли, но ощутимо обжигало. Или опять просто казалось?
Она развернулась, чтобы поставить стакан на стол.
Ну точно же – мама смотрела. Правда, на Ваню. Задумчиво и сосредоточенно, будто что-то решая. Потом мельком глянула на Полину, а к чаю так и не притронулась. Зато заговорила.
– А знаешь что, сыночек. Давай-ка собирайся. Несколько дней поживёшь дома. Поставлю тебя на ноги.
– Я и так дома, – заявил Ваня, но не слишком-то решительно.
– Это не тот дом, – а вот его мама говорила убеждённо и твёрдо. – И как по-твоему я могу оставить одного больного ребёнка?
Полина, конечно, не в счёт. То есть, скорее всего, именно в этом и проблема. Как оставить беспомощного сыночка в обществе какой-то случайной девицы, не вызывающей доверия?
– Я – не ребёнок, – возразил Ваня, а Полине очень захотелось добавить «И не один». С трудом сдержалась. Потому что мамаша всё равно подобного расклада не допустит. Она уже поднялась с места, вскинула голову, воскликнула многозначительно:
– Ванюша! – опять только одними интонациями передав кучу смыслов: «Как я сказала, так и будет. Не спорь, бесполезно. Будь послушным мальчиком. Собирайся, и точка!»
Ваня тяжело выдохнул, прикрыл глаза.
– Хорошо.
Полина легонько закусила губу. Понимала, что в подобном случае спорить действительно бесполезно, особенно, если чувствуешь себя плохо и больше всего на свете желаешь лечь и забыться, всё равно где, лишь бы поскорее оставили в покое. И всё-таки – слишком уж быстро он согласился и так и не упомянул, что и без мамочки есть кому за ним присмотреть. Поднялся, двинулся к выходу, Полина следом. Ей-то теперь тем более незачем здесь оставаться, да никто её и не оставит, чужую, в квартире.