Любовь ювелирной огранки
Шрифт:
К нему, в ущерб работе, стекались целыми толпами. Прогульщики. Лодыри. Прознай об этом Ли Тэ Ри, непременно придёт в бешенство. Впрочем, если он всё-таки побежал личную жизнь налаживать, на чем мысленно настаивала Пелагея, то в ближайшее время ему вряд ли будет дело до нарушителей трудовой дисциплины.
Горлица посидела еще немного на ветке, погрелась в портативном передвижном лете под кроной могучего дерева — и упорхнула, пролетев над головами зевак.
Если обратиться к языку метафор, то прямо сейчас она успешно воздвигала вокруг своих чувств
Как ни странно, подобные формулировки работали. Очень скоро Пелагея думала о чем угодно, только ни о Ли Тэ Ри. Она вернула себе человеческий облик, заперлась в чистилище шефа (на двери так и было написано — «чистилище»; смех один) и крутанула вентили. С боковых стенок в гидромассажную ванну ударило несколько мощных струй. А Пелагея уселась на белом керамическом бортике и спустила ноги в воду, дожидаясь, пока ванна наполнится до краёв.
У нее в запасе имелся еще один легальный повод поубиваться: светлячки. Точнее, их отсутствие. Эти преданные козявки сделали всё, чтобы спасти ее друзей. Где же они теперь?
Она всласть наплескалась в ванной, вытерлась кураторским полотенцем и оделась в готическое платье Эсфири. В сердце (то есть там, где оно должно располагаться) поселилась какая-то пакость наподобие призрачного ржавого штыря. Он прокручивался и прокручивался, порождая волны не физической, а скорее, душевной боли.
Пелагея ошибочно связывала эту боль с беспокойством за светлячков.
Что если они потерялись и не могут найти обратную дорогу? А что если… Худшее предположение она всегда оставляла недодуманным, недосказанным. Потому что готовиться к худшему, но рассчитывать на лучшее — это одно. А воображать себе худшее в трехмерном формате, буквально подталкивая его к свершению, — совсем другое.
Пелагея меланхолично шаталась по коридорам, отпугивая встречных одной своей траурной миной. Она даже новую банку приготовила и везде таскала ее с собой на случай, если светлячки всё-таки прилетят.
После лекции по Основам Чудесного Языка она набрела на роскошный церемониальный зал с узорными капителями колонн, барельефами и натёртыми до блеска мраморными плитами пола.
Заглянула внутрь, но заходить не стала. Устроилась снаружи, на ступенях, и с чувством досады принялась грызть сдобное сахарное ушко. Она убедила себя, что горюет о потерянных светлячках. Их незавидная участь занимала все ее мысли, благополучно вытеснив оттуда шефа… Чтоб у него хвост отсох и шерсть обсыпалась!
С шефом они не виделись уже больше дня.
Разжившись пряниками и чаем в термосе, Пелагея планировала предаться печали, заняться саморазрушением и опуститься до максимально низкой отметки, когда ниже просто некуда. Эмоциональная стабильность, душевное равновесие — эти утешительные призы почти всегда достаются тем, кто достигает дна.
Нагрянул шеф нежданно — как снег на голову.
— Прости, что так долго отсутствовал, — выдохнул он, взбегая по ступеням и присаживаясь рядом.
— Да пустяки, — хладнокровно заверила его Пелагея с набитым ртом.
Ли Тэ Ри отлучился на столь длительный срок вовсе не потому, что разочаровался в своих чувствах к фее. Ему надо было кое-что организовать.
— Идём со мной, — сказал он. И потянул ее за руку, хотя велико было искушение последовать примеру дикарей из каменного века: закинул на плечо и понёс.
Ли Тэ Ри мечтал вновь целовать эти губы, тонуть в этом невыносимо нежном взгляде.
Пелагея страшно не хотела быть обузой.
У нее на душе творился лютый бардак (вот бы прибрался кто).
— Вещи с едой оставь здесь. Не до них будет, — сказал Ли Тэ Ри.
— Куда вы меня ведёте?
— Секрет.
— Перестаньте со мной нянчиться, — высказала наболевшее Пелагея.
— Хочу — и нянчусь, — обернувшись к ней, заявил этот ненормальный тип.
Он иронично изогнул бровь и сложил губы в издевательской усмешке, которая иную, менее сдержанную особу уже спровоцировала бы на рукоприкладство.
— Но ведь я вовсе не та, кто вам нужен, — возразила Пелагея. Она чуть ли не бежала за куратором, пока он целеустремленно тащил ее прочь.
— Вот как? — отозвался эльф. — А если я скажу, что ты именно та? Сильно удивишься?
Пелагея вдруг поняла, что контраргументы израсходованы. Она не знала, что и думать. Впрочем, потом подумает. Теперь, когда она честно учится на фею, ей не грозит преждевременная смерть за авторством Вселенной. Да и враги вроде как повержены. А значит, времени у нее вагон.
Вагоны времени. Интересно, существуют ли такие взаправду или это лишь фразеологизм? Может, где-то есть центр управления временем, службы доставки времени и всё такое?
Она едва поспевала за широким кураторским шагом. Ли Тэ Ри пружинисто шёл по бесконечным ледяным коридорам, оставив церемониальный зал далеко позади. Затем он внезапно остановился, нажал на выпуклый прямоугольник в стенной нише, и перед Пелагеей разъехались створки абсолютно белого лифта.
Очень узкого лифта. Подходящий объем для тех, кто хочет, но всё никак не отважится пойти на сближение.
Они втиснулись туда вдвоём. И Пелагея старалась как можно реже дышать, чтобы не выдать волнения. А Ли Тэ Ри с трудом контролировал руки, чтобы не наброситься на Пелагею с объятиями. Сердце бешено наращивало темп.
Если тело еще как-то подвластно контролю, то с сердцем — дохлый номер. Этот сентиментальный товарищ совершенно неуправляем.
Лифт был скоростным, но при этом снижался так долго, что казалось, будто движутся они прямиком к земному ядру. И вот, наконец, остановка.
— Идем, — шепнул куратор, всё-таки не удержавшись и приобняв Пелагею, чтобы вывести ее в мрачное подземелье.
Сквозняк лизнул ее за плечи.
— Ох, как тут холодно, — поёжилась она. «Холодно, холодно», — безучастно подтвердило эхо, отражаясь от куполообразных потолков, откуда свисали сталактиты. И отскакивая от стен, где наготове мерцало несколько керосиновых ламп.