Любовь ювелирной огранки
Шрифт:
— А как тебя по-другому освободить, если ты вцепилась в свои сокровища? — с укоризной ответил тот. — Я был вынужден пойти на крайние меры. А теперь давай-ка бегом отсюда!
Пальцы его здоровой руки категорично сомкнулись у Пелагеи на запястье. Стоит ли говорить, что побег удался? Два отчаянных сумасброда только что успешно попрали правила пещеры сокровищ и теперь быстрым шагом удалялись прочь по бесконечным кривым коридорам. Причем запястье своей ученицы Ли Тэ Ри из захвата так и не выпустил.
— Простите. Вы из-за меня пострадали, —
— Так часто бывает, — отозвался куратор. — Из-за чужой жадности страдают совершенно непричастные эльфы.
Из-за жадности. Пелагея смолчала, хотя могла бы полноправно возмутиться. С вышеупомянутым человеческим пороком ее поступок не имел ничего общего. Да и насчет своей непричастности куратор явно загнул.
Он отдал ключ рогатой девице и навис над конторкой с крамольным видом.
— Нас здесь не было, понятно?
— Так точно, шеф! Усекла, шеф! — бодро отозвалась девица и отдала честь, отчего все ее бубенцы хором зазвенели.
Теперь Ли Тэ Ри и Пелагея направлялись к трамвайным путям, и куратор то и дело затравленно озирался. Пока наконец не услышал голоса и топот ног.
— Сюда! — среагировал он и молниеносно свернул куда-то за угол, впившись пальцами Пелагее в плечи и впечатав ее лопатками в стенную нишу.
— Ох! — только и сказала Пелагея.
— Тс-с-с! — сказал куратор.
Мимо прогрохотала каблуками целая делегация. Наверняка та самая комиссия, которой эльф пугал Пелагею в хранилище. Только бы они ни о чем не догадались. Ловушка уползла и затаилась до лучших времён, здесь проблем быть не должно. А вот ритуальная чаша… В чаше осталась его кровь. Какой же он, в самом деле, идиот! Если комиссия ее заметит и возьмет на экспертизу, жди беды.
Впрочем, ту, ради кого была пролита эта кровь, Ли Тэ Ри даже под пытками не выдаст. Так что Пелагее ничто не угрожает.
Куратор неосознанно еще сильнее вжал ее в стену. Не угрожало бы, не будь она его единственной ученицей. Надо срочно набрать еще стажеров. Задним числом.
— Я сейчас задохнусь, — придушенно сообщила Пелагея.
— Оуч, прости.
Ли Тэ Ри вернулся из тяжких раздумий в весьма пикантную реальность. Его фея в черном готическом платье стояла совсем рядом, сводя с ума своей невысказанной притягательностью. Руки Ли Тэ Ри — одна раненая, одна нормальная — непроизвольно сомкнулись замком у нее на пояснице.
На поцелуй тянуло обоих. Напряжение между ними нарастало, и воздух вокруг будто бы пощёлкивал электрическими разрядами, хотя, с большой долей вероятности, это пульс частил в ушах.
Пелагея произвела глотательное движение и встретилась взглядом с глазами, черными, как ее погибель. Если разум покинет здание и крышу сорвёт прямо сейчас, когда где-то неподалеку бродит комиссия, весь их мир рухнет прямиком в шахту, к нетопырям. А то может, и глубже. Гораздо глубже.
Ли Тэ Ри рвано выдохнул через нос и опустил свои непростительно длинные ресницы, прижавшись еще теснее. Провел линию от мочки уха к ключице, невесомо касаясь пальцами кожи.
Его губы были слишком близко. Еще немного — и…
— Не вздумайте меня целовать, — предостерегла Пелагея. — Кто знает, вдруг после второго приятного потрясения я вместо горлицы начну в мышку летучую превращаться?
— Тем хуже для тебя, — усмехнулся куратор. — Мышек летучих, как ты выразилась, я нещадно эксплуатирую. Они мне почту носят.
Глава 34. Совесть есть? А если найду?
Куратор и ученица благополучно добрались на трамвайчике до лифта, ведущего из скважины во дворец. И Пелагея отпросилась по своим делам. Укутанная в греющую накидку, она миновала Вековечный Клён, где Юлиана на зеленой травке, под персональным эксклюзивным солнцем, задумчиво грызла ручку в поисках вдохновения и строила из себя творца, далекого от земной суеты. Подругу она даже взглядом не удостоила.
Будь здесь Кекс с Пирогом, непременно преградили бы фее путь и потребовали вкусненького. Но они остались в избушке Вершителя.
Так что препятствий на пути не возникло, и Пелагея продолжила шагать вдоль верениц низких круглых фонарей. Она беспечно ловила ртом снежинки, как вдруг заметила в ночном небе трех летучих мышей. Они через весь край Зимней Полуночи тянули куда-то увесистую посылку.
Ну, всё понятно, не соврал эксплуататор. Мышки ютятся у него в шахте отнюдь не на безвозмездной основе. И как им только не холодно в такой минус летать? Наверное, порода специальная. Морозостойкая.
Пелагея огладила пальцами корпус шкатулки, которую ей удалось вынести из пещеры, и прибавила шагу. Она сама толком не понимала, почему так вцепилась в этот невзрачный предмет. Куратор по ее милости драгоценную эльфийскую кровь пролил, а у нее даже угрызений совести нет.
И ведь с банкой светлячков была похожая история. Сознание Пелагеи поразительным образом зацикливалось на материальных вещах. Удручающая приземленность.
Иллюзорный метадом под номером тринадцать находился на прежней координате. Она заглянула внутрь, но никого не обнаружила. Призрак Сильверин, что же с тобой приключилось?
— Поганое место, — подала голос шкатулка, и Пелагея от неожиданности чуть ее не выронила. — Пойдем поскорей отсюда.
Незаконное приобретение разговаривает? Предполагалось, что шкатулка музыкальная и будет наигрывать какую-нибудь легкомысленную мелодию вроде «ёлочки, которой холодно зимой». Но у нее обнаружились личные предпочтения и довольно вздорный характер.
— Унеси меня отсюда! Не то я за себя не ручаюсь!
Пелагея поспешно ретировалась, отнесла ее к себе в метадом, положила на кровать и забралась с ногами на покрывало. На сей раз из шкатулки донёсся вполне себе сытый голос.