Любовные драмы у трона Романовых
Шрифт:
Ну и как она могла относиться к окружающим, безропотно воспринявшим подмену Александра Павловича Симеоном Великим?
Естественно и к Константину Павловичу, да и к тем дочерям Павла Петровича, что не могли не знать о подмене, она не могла относиться как прежде, до трагедии, обрушившейся на её голову.
Неприязнь и к вдовствующей императрице, и к её всеми обожаемой дочери Екатерине Павловне стали причиной того, что Елизавета Алексеевна не стала утаивать то, чему свидетельницей стала в Павловске. Трудно сказать, до конца ли честна она была в своих заявлениях, сделанных в письмах матери, преувеличивала или нет то, о чем сообщала, но именно благодаря её письмам, в Европе заговорили о романе князя Багратиона с юной великой княжной Екатериной Павловной даже раньше, нежели в России. В России же некоторые склонны были полагать, что нежные чувства связывают прославленного генерала вовсе не с дочерью, а с самой вдовствующей императрицей.
Понятно, почему не ладил с Марией Фёдоровной император. Ведь он не был её сыном. Возьмём вот такой характерный эпизод, лучшим образом подтверждающий то, что, впрочем, и без того довольно убедительно доказал Г. С. Гриневич.
Н. А. Саблуков, который провёл личное подробнейшее расследование трагедии 11 марта 1801 года и оставивший записки, указывал, что новоиспечённый император, который увидел изуродованное лицо своего отца, накрашенное и подмазанное, был поражён и стоял в немом оцепенении. Тогда императрица-мать обернулась к нему и с выражением глубокого горя и видом полного достоинства сказала: «Теперь вас поздравляю – вы император!» При этих словах Александр (тот, кого мы полагали Александром. – Ред.), как сноп, свалился без чувств, так что присутствующие на минуту подумали, что он мёртв, императрица взглянула на сына без всякого волнения, взяла снова под руку Муханова и, поддерживаемая им и графиней Ливен, удалилась в свои апартаменты. Прошло еще несколько минут, пока Александр пришёл в себя…»
Интересно, что Мария Фёдоровна не кинулась к нему, не склонилась над ним, хотя, как известно, именно старшие сыновья Александр и Константин были особенно любимы ею до обожания, а спокойно удалилась. Разве она бы поступила так, если б в обморок, почти замертво, упал родной её сын? Разве мать способна поступить вот так равнодушно и хладнокровно? Но Мария Фёдоровна поступила так, потому что наверняка знала о причастности новоиспечённого императора к цареубийству, а равнодушие к его обмороку свидетельствует о том, что она знала, что это не её сын… Можно себе представить, каково было тому, кто был в ту ночь назван императором. Ведь он оказался заложником в руках истых, коварных и весьма опытных злодеев, для которых жизнь человеческая – сущие пустяки. Ведь это именно они, используя удивительное стечение обстоятельств – поразительное сходство Симеона Афанасьевича Великого, внебрачного сына императора Павла, с его старшим законным сыном, решили разыграть свою карту и, устранив Александра Павловича, подменили его Симеоном, сделав того соучастником злодеяния. Только этим можно объяснить то, что в первые дни правления нового императора цареубийцы повели себя независимо, нагло, пытаясь как можно скорее добиться того, ради чего они пошли на преступление. А стремились они к введению конституции, ограничению власти императора, а, если точнее, то разделению власти между ним и ими, а если ещё точнее, то к полному захвату власти в свои руки.
Багратион на двух фронтах – боевом и любовном
А между тем в Западной Европе сгущались грозовые тучи… Революция – это война. И Франция воевала, навязывая кровавую бойню всему континенту и даже выходя за его пределы. А ведь участия России в наполеоновских войнах можно было избежать, если бы в 1805 году у императора, известного под именем Александра, была хотя бы капля веры православной…
По плану предстоящей в 1805 году бойни, 50-тысячная армия Кутузова должна была следовать через Галицию в Баварию, где соединиться с австрийцами. Но на западной границе была собрана ещё большая по численности, 90-тысячная армия. Ей, по наущению Чарторыжского, нашли другого противника – Пруссию. Во главе армии поставили генерала Михельсона.
Эта армия была разделена на три корпуса. Один, под командованием генерала Беннигсена, в составе 40 тысяч человек должен был провести демонстрацию против Пруссии с целью устрашения прусского короля. Два других, под командованием один – Буксгевдена, а другой – Эссена, совокупные силы которых достигали 50 тысяч человек, должны были идти на соединение с австрийцами в Моравию через Силезию. В случае, если Пруссия будет препятствовать проходу через Силезию, эти силы должны были обратиться против неё.
Пруссию обкладывали плотно. 16-тысячный корпус графа П. А. Толстого, посаженный на корабли, должен был угрожать Пруссии с севера. На Днепре был сосредоточен 15-тысячный корпус генерала Тормасова. Оставшиеся на Ионических островах войска, численность которых достигала 20 тысяч, решено было перевести в Неаполь. На западной границе России началось формирование новой резервной армии.
По примеру великих предков император отправился в Казанский собор, чтобы получить благословение «на правый бой».
Но за несколько дней до этого императора посетил старец Севастьянов, живший в Измайловском полку. Он убеждал отказаться от войны, говоря:
«Не пришла ещё пора твоя, побьёт тебя и твоё войско; придётся бежать, куда ни попало; погоди, да укрепляйся, час твой придёт; тогда и Бог поможет тебе сломить супостата».
Серьёзное предупреждение!.. История знает немало примеров, когда мудрые полководцы не только в России прислушивались к Силам Небесным. Так в августе 1395 года могущественный Тамерлан после Явления ему Пресвятой Богородицы со Святителями, повернул своё войско и покинул пределы России.
Кампания 1805 года была для Багратиона первой после его назначение начальником Павловского гарнизона. Он впервые оставил осиротевшую семью Павла Петровича и отправился воевать. А вернулся овеянный ещё большей славой. Его Шенграбенское дело почитали выдающимся и беспримерным в истории. Поручая Багратиону боевую задачу по спасению русской армии, которой из-за предательства и трусости австрийцев необходимо было выйти из-под удара превосходящих сил французов, Михаил Илларионович Кутузов посылал его, как сам предупреждал, на неминуемую гибель.
Он приказал Багратиону: «Всем лечь, но врага задержать!» И Багратион выполнил задачу, сохранил свой героический отряд и вывел его на соединение с главными силами. Для героев этого Шенграбенского боя был впоследствии выбит специальный знак с надписью «5 против 30».
Слава Багратиона облетела Россию, она гремела по всей Европе, и в лучах её купалась княгиня Екатерина Павловна, в том же 1805 году покинувшая мужа и отправившаяся в Европу, как значилось официально, для лечения.
И снова князя Петра Ивановича встретил Павловск, снова встречи с вдовствующей императрицей и подраставшей, не по дням, а по часам, хорошевшей, но пока ещё не заневестившейся великой княжной Екатериной Павловной.
Да и сама Мария Фёдоровна была, мягко говоря, не дурна собой. Н. А. Саблуков отметил в своих «Записках», что она «чрезвычайно красивая женщина, весьма скромная в обращении, а, по мнению некоторых, даже излишне строгая, так что казалась суровою и скучною, насколько могли её сделать таковою добродетель и этикет».
Конечно, многим казалось, что есть тайна в отношениях вдовствующей императрицы и Багратиона. Но просто сочинители сплетен не знали, что после появления на свет десятого ребёнка – великого князя Михаила в 1798 году – Марии Фёдоровне врачи запретили иметь интимные отношения с супругом, ибо это грозило ей гибелью. Впрочем, как мы уже говорили, Багратион был великолепным собеседником, а что касается самой возможности отношений, более чем дружеских, то не факт, что Мария Фёдоровна пошла бы на них, даже если бы ей ничто не угрожало в плане здоровья.