Любовные драмы у трона Романовых
Шрифт:
Генерал Резвой стал свидетелем этого удивительного, невероятного природного явления, которое затем нашло отражение во многих записках, мемуарах, научных исследованиях и трудах.
Корпус маршала Ожеро, всё ещё в сомкнутых колоннах, находился совсем рядом с русскими позициями, но не перед стыком корпусов, а как раз перед замаскированной семидесятипушечной батареей. Он оказался на том рубеже, который был ещё накануне намечен генералом Резвым для массированного удара. Посеявший ветер – пожнёт бурю. Французы, направляемые грабителем и убийцей того времени Наполеоном на новые преступления, шли, ослеплённые жаждой наживы, в чужие страны, презирая все Заповеди Создателя. И буря возмездия обрушилась на них. Семьдесят мощных русских орудий ударили одновременно. Удар был страшным. Раскатистый, невероятной силы грохот, затем короткая пауза – время полета ядер и гранат – и снова треск, теперь уже непрерывный, не похожий ни на выстрелы, ни на разрывы, которые прогремели мгновениями позже. Это был жуткий, леденящий треск разбиваемых ядрами в щепки ружейных прикладов, треск, как вспоминали позднее некоторые впечатлительные очевидцы, человеческих костей. Первые же залпы русской батареи вывели из строя всех дивизионных командиров, да и сам маршал Ожеро получил серьёзное ранение. Французские колонны замерли, словно наткнувшись на железную стену, а русские артиллеристы посылали ядро за ядром, гранату за гранатой, доводя скорострельность своих орудий до наивысшего напряжения.
Восемнадцатилетний артиллерийский поручик из той семидесятипушечной батареи Павел Грабе писал: «На нашу долю досталась одна из колонн маршала Ожеро, корпус которого был уничтожен в этом побоище… Орудия мои были прежде заряжены картечью… Страшно было их действие на столь близкого неприятеля…»
Так сражение на холмах Эйлау уже начало складываться в пользу русских. А французский корпус замер на грани жизни и смерти – не было сил двинуться вперёд, не было команды отходить назад. Задние ряды напирали по инерции на передние, ибо ещё не знали, что произошло и не ощутили на себе удар русских ядер. И тут над холмами Эйлау прокатилось богатырское русское «Ура!» Это двинулась в контратаку пехотная бригада генерала Сомова – Шлиссельбургский пехотный и Московский гренадерский полки.
Впоследствии участник сражения при Прейсиш-Эйлау Денис Васильевич Давыдов так описал тот знаменательный для всей битвы момент:
«Более двадцати тысяч человек с обеих сторон вонзали трёхгранное острие друг в друга. Толпы валились. Я был очевидцем этого гомерического побоища и скажу поистине, что в продолжении шестидесяти кампаний моей службы, в продолжении всей эпохи войн наполеоновских, справедливо названной эпопеею нашего века, я подобного побоища не видывал! Около получаса не было слышно ни пушечных, ни ружейных выстрелов, ни в середине, ни вокруг его: слышен был только какой-то невыразимый гул перемешавшихся и резавшихся без пощады тысяч храбрых. Груды мёртвых тел осыпались свежими грудами, люди падали одни на других сотнями, так что вся эта часть поля сражения уподобилась высокому парапету вдруг возникшего укрепления. Наконец наша взяла!..»
Да ещё как взяла! Жалкие остатки опрокинутых, разгромленных дивизий французского корпуса побежали, неся на своих плечах преследователей. Русские батальоны ворвались на позиции неприятеля, достигли церкви на окраине Прейсиш-Эйлау, в ста шагах от которой находился командный пункт Наполеона. Кавалерия под командованием генерал-лейтенанта Голицына поддержала этот контрудар и рассекла пополам французский боевой порядок.
Создались все условия для полного разгрома наполеоновской армии. Оставалось лишь развить успех, ввести в прорыв пехоту и кавалерию. Генералы Дохтуров, Багратион, Тучков, Остерман ждали приказа на всеобщее наступление. Увы, такого приказа не последовало. Беннигсен заявил, что не может рисковать армией вдали от России. Предательское, подлое заявление… Ведь враг был по существу разбит. Действия же Беннигсена спасали Наполеона от разгрома и давали возможность перегруппироваться, прийти в себя и продумать меры противодействия.
Бертье приказал Мюрату и Бессиеру направить против прорвавшихся русских все резервы кавалерии. А это семьдесят пять эскадронов! Что могли сделать против этой огромной массы кавалеристы Голицына? Они приняли на себя удар части сил врага, остальные французские эскадроны навалились на пехоту. Началось истребление русских батальонов, брошенных Беннигсеном на произвол судьбы. Успех мог обернуться крупной неудачей.
Денис Давыдов так описал дальнейшие события:
«Более шестидесяти эскадронов обскакало справа бежавший корпус Ожеро и понеслось на нас, махая палашами. Загудело поле, и снег, взрываемый 12-ю тысячами сплочённых всадников, поднялся и завился из-под них, как вихрь из-под громовой тучи. Блистательный Мюрат в карусельном костюме своём, следуемый перед многочисленною свитою, горел впереди бури, с саблей наголо, и летел, как на пир, в середину сечи. Пушечный, ружейный огонь и рогатки штыков, подставленных нашею пехотою, не преградили путь гибельному приливу. Французская кавалерия всё смяла, всё затоптала, прорвала первую линию армии и в бурном порыве своем достигла до второй линии и резерва, но тут разбился о скалу напор волн её. Вторая линия и резерв устояли, не поколебавшись, и густым ружейным и батарейным огнём обратили вспять нахлынувшую армаду. Тогда кавалерия эта, в свою очередь преследуемая конницею нашею сквозь строй пехоты первой линии, прежде ею же смятой и затоптанной, а теперь снова уже поднявшейся на ноги и стрелявшей по ней вдогонку, – отхлынула даже за черту, которую она занимала в начале дня. Погоня конницы была удальски запальчива и, как говорится, до дна… Оставленные на этой черте неприятельские батареи были взяты достигшими их нашими эскадронами; канониры и у некоторых орудий колеса были изрублены всадниками, но самые орудия остались на месте от неимения передков и упряжей, ускакавших от страха из виду».
И снова русские генералы Багратион, Дохтуров, Тучков требовали от Беннигсена нанести общий удар. Но ему по какой-то тайной причине побеждать не хотелось – он выполнял особую роль, так и не раскрытую его современниками. Его приказ не поддерживать прорвавшиеся русские части явно преступен. Он приказал прорвавшимся остановиться и отойти именно тогда, когда осталось сделать незначительный натиск для того, чтобы одержать полную победу и обратить французов в паническое бегство. Неприятель понёс колоссальные потери, особенно в центре своего боевого порядка. Были убиты дивизионные генералы Гопульт, Далман, генерал-адъютант Корбино, ранены маршал Ожеро, дивизионный генерал Гюдле, бригадный генерал Лошет и многие другие. Несколько эскадронов французской кавалерии полностью полегли во время схватки между первой и второй линиями русских войск, остальные лишились почти всех офицеров, потеряли большую часть личного состава и представляли собою перепуганный сброд обезумевших от ужаса людей. Да, победа была очень близка, но победить русским войскам не дали… На этот раз прорвавшиеся русские батальоны и эскадроны, хоть и не были поддержаны, всё же сумели организованно и без больших потерь отойти на исходные позиции, поскольку французы уже не были способны на какое-либо преследование.
Так завершился первый этап сражения. Стороны понесли огромные потери, однако остались на прежних рубежах, не продвинувшись ни на шаг. Потери оказались напрасными. Наполеон приободрился. Фортуна улыбалась ему улыбкой Беннигсена… Барон оставался невозмутим. Сражение шло помимо его воли. Частные начальники отражали удары, переводили войска в контратаки, гнали неприятеля. Однако командиров, чьи войска не были атакованы, Беннигсен сдерживал. И всё же противник понёс от русского артиллерийского огня неизмеримо большие потери. Причина кроется в техническом оснащении наших конно-артиллерийских рот и артиллерийских батарей, и, конечно, в приемах и способах их применения. В своё время столь порицаемая всеми Гатчина сделала весьма благое для русской армии дело. Там зародилась конная артиллерия, там совершенствовалась тактика действий и конной, и пешей артиллерии, причём занимался этим талантливый артиллерист А. А. Аракчеев. Достаточно вспомнить «графские экзамены». Именно огонь артиллерийских орудий так ещё и не позволил Наполеону добиться успеха на избранном для основного удара направлении, хотя уже перевалило за полдень.
Однако в продолжении всего сражения натиск французов на левое крыло русских войск не ослабевал, хотя дивизии Даву так и не смогли добиться решительного успеха. Они несли значительные потери от артиллерийского огня, но атаковали снова и снова. Лишь в первом часу пополудни обстановка постепенно стала меняться в пользу противника. Способствовало этому введение в бой дивизии Гюдена из резерва. Дивизия Каменского держалась стойко, но, уступая силе, вынуждена была медленно отходить.
Конец ознакомительного фрагмента.