Любовные драмы у трона Романовых
Шрифт:
В уже цитируемой ранее «Истории русской армии и флота» говорится: «План действий Беннигсена не отличался определённостью. Судя по расположению войск, трудно сказать, которому из путей отступления, то есть на Домнау к Кенигсбергу или на Фридланд в Россию, он придавал значение…»
Удивительно для русской армии и то, что её главнокомандующий не размышлял над способами и направлениями наступления, разгрома и преследования противника, а думал лишь о том, по какому пути отступить, заранее предопределяя исход сражения, цель которого совершенно непонятна. После тяжелого отступления от Янкова в ночь на 27 января (8 февраля) 1807 года русская армия под прикрытием возглавляемого князем Петром Ивановичем Багратионом авангарда заняла позиции на открытых холмах между селениями Шлодиттен и Серпален в расстоянии чуть менее версты на север от Прейсиш-Эйлау. По фронту она расположилась почти на три версты, причём боевой порядок, избранный для сражения бароном Беннигсеном, не обеспечивал нужной глубины, был скученным, не позволял свободно маневрировать частями и соединениями.
Об этой позиции участник сражения Денис Давыдов впоследствии писал:
«…Стратегические виды решительно пожертвованы были каким-то мнимым тактическим выгодам, основанным на ложном мнении, что войску Русскому столь же необходимо для битвы местоположение открытое, сколько французскому закрытое или изобилующее естественными препятствиями, и что, сверх того, войску нашему, от малого навыка его к стройным движениям в боях, выгоднее оборонительное, нежели наступательное действие; как будто за семь лет перед тем при Суворове оно не знало не только сущность, а даже название сего рода действия! Как будто бы Альпы, с их ущельями, пропастями, потоками и заоблачными высотами принадлежат более равнинам, чем закрытым и изобилующим препятствиями местностям!»
Одним словом, позиция, избранная бароном Беннигсеном, позволяла Наполеону выполнить, наконец, то, к чему стремился он с начала кампании – уничтожить русскую армию путем её окружения и нарушения коммуникаций с Россией. Ради чего же тогда нужно класть на поле боя тысячи русских солдат и офицеров? Ради отступления?! Но тогда возникает вопрос, с какой целью вообще русские войска пришли в Пруссию? Речь шла о спасении Пруссии и прусской армии, а получалось, что спасать надо ещё и саму русскую армию, доведённую Беннигсеном до тяжелейшего положения.
Но ведь силы сторон были примерно равны. И каждая, по данным, приведённым в «Истории русской армии и флота», имела около 70 тысяч человек. Разве Румянцев, Потёмкин, Суворов, Кутузов помышляли бы при таком соотношении сил об отступлении? Они вообще такого слова не знали. В случае превосходства врага они думали лишь о том, как одержать победу, причём полную и решительную. Ибо противника надо не сбивать с позиций, а уничтожать, дабы неповадно было нападать на русскую землю. Так что же случилось? Или иной стала армия? Нет, она осталась прежней, закалённой в суворовских походах, обогащённой победами при Фокшанах, Рымнике, штурме Измаила, Мачине, Праге, в Италии и Швейцарии, в Финляндии и на Дунае. Деяния барона Беннигсена дорого обошлись русской армии и на холмах Эйлау, и под Фридландом, и, что главное, при Бородине. Беннигсен упорно и настойчиво пытался научить отступать непокорную сей науке русскую армию!
Трудно себе представить, как мог военачальник размещать на поле предстоящего сражения войска, даже не указав рубежи, которые они должны защищать, а уж, тем более, не поставив им никаких задач на предстоящие действия. Тем труднее было руководить русским генералам вверенными им частями и соединениями. А ведь в большинстве своём во главе частей и соединений были генералы, прошедшие суровую школу и верные суворовской науке побеждать! Правым крылом русской армии командовал генерал-лейтенант Николай Алексеевич Тучков, впоследствии герой Отечественной войны 1812 года, погибший на Бородинском поле по прямой вине барона Беннигсена. Левое крыло возглавлял граф Александр Иванович Остерман-Толстой, храбрый генерал, пламенный патриот. Однажды он сказал иноземцу, находившемуся на русской службе: «Для вас Россия – мундир ваш – вы его надели и снимите, когда хотите. Для меня Россия – кожа моя!» Во главе резерва был поставлен храбрый генерал-лейтенант Дмитрий Сергеевич Дохтуров, хладнокровный, выдержанный, презирающий опасность, если разговор шёл о судьбе России. Он отличился даже при Аустерлице, где дело складывалось далеко не в нашу пользу.
Блестящее действие колонны, которой он командовал, удивило даже Наполеона. Дохтуров опрокинул противостоящего противника и развернул наступление на левом фланге союзных армий. Он шёл вперед, заставляя бежать перед ним французов до тех пор, пока не стало ясно, что сражение на остальных пунктах проиграно. Все считали его погибшим, но он вывел из окружения свои войска, хотя для этого пришлось пробивать сильные заслоны французов, причём вывел с небольшими потерями. Когда в опасные минуты боя подчиненные советовали ему поберечься, напоминая о жене и детях, он отвечал: «Здесь жена моя – честь! Дети – войска мои!»
Артиллерия русской армии была объединена под началом артиллерии генерал-майора Дмитрия Петровича Резвого. И именно артиллерии суждено было сыграть в сражении главенствующую роль. Резвому уже доводилось встречаться с французами во время Швейцарского похода Суворова, успел он отличиться и в ходе кампании 1807 года. Но предстоящая битва под Прейсиш-Эйлау не шла в сравнение с прежними боями. Генеральное сражение с армией Наполеона обещало быть жестоким и кровопролитным. И генерал Резвой решил действовать по собственному разумению. Он заранее изучил местность и постарался предвидеть, как будет действовать противник. Дорога на Фридланд, а через него в Россию, как бы разрезала боевой порядок русской армии. Если французы ударят вдоль неё и добьются успеха, они рассекут русскую армию на две части и оттеснят от единственного пути отхода. Значит, необходимо укрепить центр в первую очередь. Причём создать такие препятствия, которые станут непреодолимыми для врага. Какие препятствия мог создать артиллерийский генерал Резвой? Конечно, направить на врага сильный артиллерийский огонь. Но подготовить его необычно, применить тактику, неизвестную для врага и внезапную. Как обычно, что было знакомо и противнику, генерал Резвой небольшую часть артиллерии поставил перед войсками. Но основные силы артиллерии он свёл в три крупные батареи – две шестидесятипушечные и одну семидесятипушечную. Шестидесятипушечные поставил на правом и левом крыльях русской армии и приказал замаскировать. Семидесятипушечную, в которую подобрал пушки наиболее мощные, установил в центре и замаскировал с особенной тщательностью. Об этой батарее не знал не только противник, но даже главнокомандующий Беннигсен. Резвой был осторожен, он не верил иноземным наёмникам.
Во главе артиллерии центра Резвой поставил Левенштерна, правое крыло поручил своему племяннику, двадцатидвухлетнему генерал-майору артиллерии Александру Ивановичу Кутайсову. В нём он не сомневался. Это был отважный и теоретически хорошо подготовленный артиллерист.
Бои при Прейсиш-Эйлау начались ещё накануне 26 января в два часа дня, когда французы атаковали арьергард Багратиона передовыми частями маршала Сульта.
Багратион отразил натиск и не позволил французам совершить маневр во фланг русской армии. Он начал неспешный отход через город, отход с боями за каждый квартал. Последними отступали части под командованием генерал-майора Михаила Богдановича Барклая-де-Толли. В одной из контратак против наседавшего врага Барклай был тяжело ранен в руку, и французам удалось, наконец, захватить Прейсиш-Эйлау.
Тогда Князь Петр Иванович Багратион взял 4-ю пехотную дивизию, встал перед ней и повёл солдат в атаку, вдохновляя их личным примером. Дивизия ударила тремя колоннами, опрокинула французов и очистила город. Это позволило русским корпусам оборудовать позиции.
Ночью арьергард отошёл в боевые порядки русской армии.
Денис Давыдов в своих «Военных записках» отметил: «Бросив взгляд на карту, мы увидим, что направление… нашего отступления нимало не перечило основной мысли Наполеона отрезать нас от сообщений наших с Неманом, или, что одно и то же, с Россией…» Так как же проходило это сражение, названное исследователями кровавой репетицией Бородина? Рассвет в тот день занимался медленно, низкие серые тучи гасили его, порывы ветра поднимали метель, и в её серой круговерти нельзя было ничего разобрать и в полусотне шагов. Наполеон был на ногах ещё затемно. С аванпостов стекались данные о том, что впереди, на позициях, не арьергард русских, а вся армия.
Император Франции поспешил на командный пункт, местом которого избрал оконечность кладбища, располагавшегося на северо-восточной окраине Прейсиш-Эйлау. На расстоянии около версты, изредка, в короткие моменты затишья, проступали сквозь рассеивавшуюся мглу, бивачные огни русских – предрассветные сумерки еще скрывали могучую, до конца неразгаданную силу.
План французов был прост. Он не раз уже приносил победы над европейскими армиями, предводители которых впадали в полную депрессию от одного известия о появлении перед ними полководца, слывшего непобедимым. Французская армия наносила удар по одному из флангов неприятеля, чаще всего по левому, своим правым флангом. Командование противника, словно под гипнозом, начинало стремительно перебрасывать силы из центра своего боевого порядка, чтобы укрепить атакованный фланг. Давление на этот фланг продолжалось ещё некоторое время, а затем французы наносили сильнейший рассекающий удар по ослабленному центру и, разорвав боевой порядок неприятеля пополам, довершали разгром по частям.