Любушка-голубушка
Шрифт:
– Двести пятьдесят умножить на девять, – приговаривала она, – получается две тысячи двести пятьдесят рублей.
– Почему двести пятьдесят? – удивился мужчина, и голос его стал встревоженным. – Вы меня не предупредили!
Люба оторопела. Кровь бросилась в лицо. Ну да, он не спросил о цене… Черт, как глупо!
Степа громко засопел, и у Любы задрожали коленки. Ох, и даст он ей потом…
– Ну конечно, скидочку мы вам можем сделать, – великодушно сказал Степа в эту минуту, и у Любы отлегло от сердца. Как хорошо, когда твой работодатель, хозяин, можно сказать, не жмот, а понимающий человек. Если покупатель берет такое количество мяса, конечно, можно ему в самом деле скинуть немного.
– Скидочку? – повеселел покупатель. – Скидочка – это хорошо. А какую?
– Ну, пусть за девять, – предложил Степа. – Двести пятьдесят рублей скину.
– Это по сколько же килограмм? – нахмурился покупатель. – По двести двадцать два рубля двадцать две копейки приблизительно?
«Ну и ну, – почти ужаснулась Люба, которая уже успела нажать на кнопки калькулятора, деля две тысячи на девять и получила 222,22222222, – это же надо – так считать?! Наверное, он математик. Должно быть, по математике диссертацию защищает».
– Выходит, так, – с уважением поглядывая на «математика», кивнул Степа.
– Ну, это тоже дорого, – надулся математик. – Что ж, я беру так много, а скидка никакая!
В этом была своя логика, и отнюдь не только математическая.
Люба и Степа переглянулись, и в глазах рубщика появилось отчаянье, которое означало «Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец!» и предшествовало аттракциону неслыханной щедрости с его стороны:
– Ладно! Берите по двести! Тысяча восемьсот с вас!
И пошел было к холодильнику, считая разговор законченным, но споткнулся, услышав голос покупателя:
– По двести? Да вы с ума сошли! В прошлом году мой коллега, тоже диссер защищавший, по сто шестьдесят у вас же брал! Он мне и рассказал, к какой продавщице обратиться. Говорит, интеллигентная такая… а вы… а вы – как все, знай цену ломите! Нет, или по сто шестьдесят, или ничего не нужно!
Люба и Степа онемели, а покупатель, посмотрев в их ошарашенные лица, злорадно ухмыльнулся – и вышел из рынка.
– Ни ха-ха… – пробормотала Валя.
В павильоне царила тишина.
– Ёкорный бабай! – вышел наконец из ступора Степа. – Да что ж это за мудак такой-сякой – нетраханый – немытый – немазаный – нечеловеческий?! Да ведь он нарочно, гад, все это устроил, вот быть мне голубым сосалом, если не нарочно!
– Голубым сосалом?! – восторженно взвизгнула Светка. – И откуда ты, Степа, только выковыриваешь такие словечки, а?!
– Из одной такой же огромной задницы, как у тебя, – размазал Степа некстати вякнувшую Светку. – Да что это за жизнь, блииии– иииииин?! Вкалываешь, как пес, а все денег нет. Как так получается, что кто-то богатеет, а мне прогореть – раз плюнуть?! Нормальные люди по всяким Турциям и Египтам ездят, а я тут сижу как пришитый, курорты у меня на участке в Киселихе. Море навозу – вот мой курорт, а ведь вкалываю с утра до ночи, чтобы было чего жрать всяким таким му-да-кам на все буквы…
И пошли, и пошли печься целые стопы блинов, и выстроилась выставка фаллосов и в натуральную величину, и гипетрофированных, и побежали своры собак женского рода, и посыпались призывы обесчестить всех мамаш во всех странах, особливо почему-то в Японии…
Люба тупо смотрела на сумки с мясом.
Нет, ну вот как тут не заматериться, в самом деле?! Обычно сразу видно, пришел человек в рынок за делом или просто так, погулять, в гляделки с мясом поиграть. Глаз уже наметанный. Но где был ее наметанный глаз? А может, этот «господин» – мать его и перемать, в самом-то деле, и опять, и снова, и еще раз, и не раз, – и в самом деле тупо хотел купить мясо и верил, что ему продадут лучшие краешки по бросовой цене прошлого года? Бывают наивные, доверчивые люди, вот и она такая же в точности: наивная и доверчивая… и глупая, ну как пробка… сейчас стоит и гораздо больше переживает не оттого, что они со Степой так лажанулись, а оттого, что Денис не звонит.
Прошло десять минут, двадцать… А он не звонит!
Степа утих, смирился и потащил сумки в холодильник. Нет, то, что они с Любой это мясо продадут рано или поздно, спору нет, потому что в рынке на всякое мясо покупатель найдется, даже тухловатое, даже и с запахом, даже и заветренное. Но вопрос именно в том, по какой цене продадут! Это сейчас ему цена 250. А завтра? А, не дай бог, послезавтра?! Правду Степа говорит – прогореть легко.
Нет, ну на самом деле! При покупке туши мясоторговец вроде бы выигрывает. Наценка потом идет в разы. Но… за место отдай, налоги заплати, все зарплаты выплати, транспорт, забойщиков, справки… К тому же никогда не знаешь, что у этой туши, так сказать, внутри. Вроде бы она крепко сбитая, нормальная, мясистая, а ведь бывает, попадется мясо все в волокнах, с прослойками сала. Сало только зимой идет, а летом его вообще по бросовой цене продают или вовсе не продают… И вот на такой туше не то что наварить денег, а прогореть милое дело как легко. С другой стороны, сегодня недополучил, а завтра наверстал, и все же бизнес этот гнилой не только оттого, что кандидоз на пальцах, а оттого, что сам не знаешь, что тебя впереди ждет, какую сволочную штуку покупатель выкинет…
Почему не звонит Денис, о господи, что случилось?
Карман халата завибрировал, зазвенел, запел, Люба выхватила трубку. Номер на 960! Он!!!
– Да, я слушаю, да! – заорала Люба и побежала из-за прилавка, не замечая, что все на нее смотрят как на полоумную. – Денис, я слушаю!
– Можешь говорить? – спросил Денис.
– Конечно!
На самом деле, говорить она не могла. Могла только кричать от счастья.
– Что это с ней? – испуганно поинтересовался Антон, который входил со двора в павильон и едва не был сшиблен в дверях Любой.
– Ну, может, сын из Америки позвонил, – сказала Фая, добрая душа. – Вот она и обрадовалась, потеряла голову.
– Головы у нее отродясь не было, – пробурчала Светка. – А сына Женькой зовут, хотя, хрен знает, мож, усыновила еще кого?
Хорошо, что Люба этого не слышала, а развития своего тема не получила, потому что к Светке пришла ее постоянная покупательница, которая предпочитала очень любезное обхождение, и Светка на глазах сменила и кожу, и рожу, и тон, и все на свете, и залебезила, и заюлила, и заюзила… словом, стала не Светка, а сущий мед с сахаром. Ну что ж, кому что нравится…
Остальные же продавщицы отвлеклись на явление в рынке потертого мужичка с испитым лицом и с огромной сумкой, из которой он извлек чайную перламутрово-сиреневую чашку с алым цветком на боку – редкостное уродство, между нами говоря! – и начал шататься туда-сюда, предлагая «настоящий итальянский сервиз», причем просил за него три тысячи, за эту поделку фаянсовую невесть какой фабрики. Таких не то наглых, не то глупых коробейников в рынке тоже, бывает, встретишь, пачками шляются. Но прошли, давно прошли те времена, когда народ столбенел от слов «итальянский» или там «американский», как кролик перед удавом, после чего делай с ним что хошь, обирай как можешь, и после того, как Валя предложила взять «настоящий итальянский» за двести рублей, и то лишь для того, чтобы в дачный домик увезти, авось зимой какой-нибудь бомжара позарится, продавец с матерным завываньем вымелся вон.