Любушка-голубушка
Шрифт:
Вечером Элька немножко напоминала человека, выглядела вполне прилично, Ихтиандра не звала, но утром это был просто ужас ходячий, и Люба поначалу даже побаивалась: как же в таком состоянии можно куда-то идти? А упадет по пути в обморок? Она предложила Эльке проводить ее в больницу и там с ней побыть.
– Да что вы, там такая тягомотина, эти обследования! – отмахнулась Элька. – Спасибо, конечно, но ничего, я справлюсь.
– Чем же ты болеешь? – спросила Люба, с сомнением глядя на эту тощую девицу, которая волей небес попала ей в снохи.
«Не мог покрепче выбрать, что ли?» – мысленно упрекнула она сына.
– Да ничем сроду не болела, – пожала плечами Элька. – А как только забеременела, так все обострилось до невозможности, прямо как напасть какая-то нашла. Гастрит откуда-то взялся и все такое. Я сначала думала, меня тошнит именно из-за гастрита, поэтому и пропустила все сроки для аборта.
– Неужели ты даже не подозревала, что могла забеременеть? – недоверчиво спросила Люба.
– Так ведь оно в презервативе было, – уныло ответила Элька. – Безопасный секс – залог здоровья. Но, видать, презерватив порвался, и какой-то шустрый сперматозоид выскочил на свободу. И вот вам нате… – Она совершила округлый жест над своим еще вполне плоским животом, хихикнула было, но потом заметила, что Люба смущена, что ей неприятен такой тон, и быстренько ретировалась в Женькину комнату.
Тон был неприятен, в самом деле. Но если Женька назвал Эльку чудесной девчонкой… нет, в самом деле, может, для него она и являлась чудесной. Главное ведь, чтобы ему было хорошо, а Люба… ну, привыкнет.
В самом деле, нельзя сказать, что Элька доставляла Любе много хлопот. И все же напрягала. И приходилось Любе постоянно и старательно внушать себе, что нужно быть терпимей, что, очень может статься, в обществе этой девчонки ей придется провести всю жизнь…
Хорошо бы, конечно, чтобы Элькино общество хоть иногда оказывалось разбавлено обществом ее брата!
Люба улыбнулась, выходя из тесной, захламленной гардеробной (хорошо, что СЭС сюда никогда носа не кажет!). Во-первых, Элька вечером отбудет в родимое Болдино с этим своим соседом. А во-вторых, утром позвонил Денис. Он задерживался в Саранске, но предупреждал Любу, что на будущей неделе наверняка вырвется в Нижний. К ней вырвется!
Степа уже тащил из холодильника тушу, чтобы начать ее разваливать. Вид у работодателя был озабоченный и злой:
– Сегодня в овощном зале велено встать. Тут ремонт на день.
По ремонту стены плакали, это точно. Кафель, поспешно и небрежно уложенный на них прошлой зимой, в самые холода (от большого ума, конечно, иначе разве положили бы кафель на промороженные стены?!), давно уже крошился и отваливался, наконец СЭС сделала последнее предупреждение главному санитарному врачу рынка, а та дожала-таки директора, он начал ремонт, но, поскольку в октябре по селам забивают скот, а мясо в основном через рынок продают, закрывать рынок по осени только дурак решится. Именно поэтому ремонт предстояло провести на скорую руку, выселив мясных продавцов на денек к овощным.
Ну что такого страшного?
Ничего, в самом деле, кроме того, что именно в этот день нагрянула очередная проверка СЭС. Нет, они не привязались к тому, что мясо лежало практически рядом с овощами и фруктами. Они даже не обратили внимания, что лотки с мясом, которые не помещались на прилавках, стояли на полу, который в рынке, откровенно скажем, чистым никогда не бывает. Возмущение санврачей вызвало то, что мясо рубили прямо там, где шел ремонт. Проштрафившимся рубщиком оказался именно Степа.
Для начала пролетела, причем клинически глупо пролетела, Люба. Едва устроилась в овощном павильоне, как к ней подошла какая-то кругленькая, с приветливым выражением тетенька и задумчиво уставилась на кусок говяжьей ноги с изрядной мозговой костью.
– На суп ищете? – спросила Люба.
– Да, для борща.
– Лучше не придумать! И навар будет, и мясо хорошее, мягкое, и, смотрите, какая кость, мозга вытрясется изрядно, только посильней стучите в ложку.
Смешно вспомнить, как раньше она любила такие вот мозговые косточки! Теперь, рассказывая, изо всех старалась не воображать себе эту картину, как в ложку вываливается студенистая серая масса, исходящая паром. Бр-р! А когда-то казалось – такая вкуснотища! Жуть.
– Девушка, у вас что для собак есть? – набежал какой-то рослый парень. У Любы много было клиентов, которые для своих собак мясо покупали, поэтому она более-менее разбиралась в вопросе.
– Да вот, посмотрите, обрезки, вот кости, вот брюховина, вот трахеи – выбирайте, все зависит от того, что ваш песик любит.
– Вы сначала меня отпустите, – недовольно проговорила покупательница, и от ее приветливости и следа не осталось.
– Конечно-конечно, – закивала Люба. – Берете этот кусочек?
– Почем?
Люба сказала.
– А трахеи почем? – нетерпеливо встрял парень.
– Минуточку, – ласково улыбнулась ему Люба, но толку от ее стараний вышло мало: парень решил не ждать ни минуточки и с недовольной миной пошел от прилавка.
– Ладно, я возьму, – сказала женщина, почему-то тоже обиженно.
Люба взвесила кусок, назвала цену, уложила мясо в пакет.
– Эх, девушка, – с ноткой презрения проговорила покупательница. – Нас вообще-то в лицо нужно знать! – И показала удостоверение.
«Вот зараза же ты, Марианна Игнатьевна Колобова, – подумала Люба, прочитав удостоверение. – Ну зачем покупателя у меня отбила? У тебя же времени полно, а он вон у Фаи теперь трахею купил и легкие. А у меня этот ливер залежался уже, вот-вот запашком пойдет…»
– Накладную предъявите, – велела инспекторша, и Люба вспомнила, что накладную она именно сегодня выписать забыла – ну выпало из головы со всеми этими пертурбациями, с переездом в другой зал да еще с мыслями об Эльке, Жене, о Денисе… в первую очередь о Денисе, конечно…