Люция. Спасенная
Шрифт:
Мавританка запнулась.
– И что ты хотела сказать? – полюбопытствовала Люция.
Аль-Шифа покачала головой.
– Ничего, дорогая, это я так. Ты наелась, милая? Тогда иди к Шпейерам, они тебя уже ждут. Господину не терпится узнать, как твои дела.
Вениамин фон Шпейер, который действительно был очень благодушно настроен, приветливо поздоровался с Люцией. Сара тоже любезно расспросила девушку о ее работе в мастерской Шрадера.
Что касается Лии, то она так весело болтала, как будто Люция никуда и не уходила. Давиду же удалось ни разу за весь вечер не посмотреть на нее. Эзра вообще, казалось, глубоко погрузился в свои мысли. Лия уже успела шепнуть Люции, что и Эзра тоже помолвлен: его невеста родом из Ландсхута и ослепительно красива. Отец девушки привез Эзре ее портрет, и теперь он грезит о Ребекке днем и ночью.
– Отец Ребекки – наш дядя, Захария Левин из Ландсхута, – взволнованно объяснила Лия. – Они очень богаты. Когда Эзра ездил к ним просить руки их дочери, то привез оттуда нам всем подарки! Хочешь знать, что подарили мне? Жаль, что сегодня суббота, Люция, иначе я бы пошла прямо в конюшню и показала тебе. Отец, мне совсем туда нельзя? Даже если Люция откроет мне все двери?
Вениамин фон Шпейер улыбнулся своей непоседливой дочери, но отрицательно покачал головой.
– В Шаббат нельзя, Лия. Хотя бы потому, что у тебя может возникнуть соблазн немедленно оседлать кобылу и пустить ее вскачь!
– Отец, ну зачем ты открыл секрет! – взвизгнула Лия. – А ведь это правда, Люция! Мулица, и, представь себе, пятнистая! На ней так удобно сидеть, как в паланкине! Я больше никогда не позволю нести себя в паланкине или везти в карете. Я буду ездить верхом!
Люция улыбнулась. На самом деле она была очень рада, что Шаббат помешал ей пойти в конюшню. Лия всегда больше интересовалась верховой ездой, чем она сама, хотя обе девушки этому научились. Вениамин фон Шпейер держал нескольких мулов и двух верховых лошадей, хотя горожане с неодобрением относились к иудеям-наездникам. В других странах, например, иудеям вообще категорически запрещали держать лошадей, поэтому те ограничивались в основном благородными мулами. Но в таких случаях мулы часто оказывались более породистыми, чем рабочие лошадки христиан. Торговцы-иудеи покупали их в иберийских землях, где хорошие скакуны стоили целое состояние. Мулица Лии, безусловно, была щедрым подарком, но Люция предпочла остаться в теплой комнате, а не пробираться через кучи навоза, чтобы погладить мулицу по морде.
– А можно мне на свадьбу верхом поехать? Аль-Шифа говорит, что невесты-мавританки приезжают в дом своего мужа на белых мулах…
Сара нехотя покачала головой:
– Не будь ребенком, Лия! Мне лишь остается уповать на то, что твоему мужу понравится слушать твою болтовню. Если же он человек серьезный, то у меня для тебя плохие новости.
– Я стану его веселить! – со смехом заявила Лия и вернулась к описанию своей будущей невестки, Ребекки.
Люция терпеливо слушала ее рассказ, хотя он вызывал у нее легкую грусть и даже зависть. Лия обретет новую подругу в Ребекке. У нее появится человек, с которым она сможет поговорить о радостях и горестях первых месяцев брака. Подруга, с которой ей не придется прятаться на заднем дворе, а можно с комфортом принять ее у себя в гостях. И скоро она забудет Люцию…
Засиживаться в гостях Люция не стала. В пятницу после вечерни многие мужчины отдыхали в знаменитых заведениях этого квартала. У христиан суббота – обычный рабочий день, но никого это не останавливало, так что Люции лучше было не возвращаться на Унтер-ден-Волленгаден слишком поздно. Она с тревогой закуталась в плащ, услышав рев из первой же таверны, стоявшей на ее пути. Может, набросив на голову капюшон, она сойдет за пожилую горожанку? По крайней мере, прохожие должны понять, с кем имеют дело, ведь девушки легкого поведения предпочитали хвастаться своими волосами, а не скрывать их.
Но предосторожности оказались излишними. Не успела Люция дойти до самой опасной части квартала, как у нее за спиной послышались знакомые шаги. Давид! Она могла бы догадаться, что он позаботится о ней, хотя в Шаббат это было запрещено. Давид сильно рисковал: если бы его увидели в Шаббат с оружием на поясе и факелом в руке, который наверняка зажег не слуга-христианин, он попал бы в большие неприятности. Люция была благодарна ему, но оборачиваться не стала, пока юноша не догнал ее и не набросил ей на плечи запасной плащ, полностью накрывший ее легкую накидку.
– Это плащ Лии. Видишь на нем иудейские круги?! Под этим плащом ты можешь открыто ходить со мной по улицам. Иудейка идет со своим братом – никто не подумает ничего плохого. Я ведь сказал, что найду возможность побыть с тобой наедине, Люция!
Девушка была поражена, но позволила Давиду обнять ее одной рукой за плечи. Маскировка оказалась действительно хорошей. По крайней мере, для прохожих-христиан. Однако наткнись на них иудей, его обмануть не удалось бы. Иудейская пара не станет ходить по городу обнявшись, особенно в Шаббат.
Впрочем, в поздний вечер Шаббата иудеи все равно не выходили из дома. Никто их не увидит. Люция расслабилась.
Прогулка по ночным улицам стала для нее почти развлечением. В объятиях Давида она чувствовала себя в безопасности, а от льстивых слов, которые он шептал ей на ушко, у нее теплело на душе. Кроме того, над городом стояла полная луна. Ночь была ясной, и в воздухе чувствовался запах весны, хотя все еще было прохладно. А потом Давид увлек Люцию в нишу дома портного, где он обычно ждал ее. Отбросив капюшон ей на спину и высвободив ее светлые волосы, Давид лучезарно улыбнулся и посмотрел ей в глаза. А затем он так нежно погладил ее лоб, щеку и крохотную ямочку возле рта, как будто с трудом мог поверить, что видит ее наяву, а не во сне. Люция подняла руку и, в свою очередь, коснулась его волос, поиграла с длинной прядью на виске – пейсом, по которому безошибочно определялась его принадлежность к иудеям и который придавал ему вид нежный и уязвимый. Она никогда не была так близка с мужчиной и потому удивилась, каким теплым оказалось его лицо, какой шершавой была кожа. Давид поцеловал кончики ее пальцев. А потом он набрался храбрости, обхватил ее лицо ладонями и прильнул к ее губам. Люция испугалась, когда его язык скользнул ей в рот, но уже в следующее мгновение почувствовала, как в ней нарастает волнение; она наслаждалась близостью, восторгом и отчаянием, заставлявшим ее сердце биться чаще. Ей захотелось еще сильнее сблизиться с ним, и она прижалась к нему. Но внезапно раздавшийся смех напугал ее.
– Ну-ну, не беспокойтесь! – весело произнес незнакомец, когда они в ужасе отскочили друг от друга. – Ничто не сравнится с юной любовью! Потому что потом у вас вырастут животы, а в доме будет полно детей…
Другой мужчина тоже издал короткий смешок, и они двинулись дальше. Безобидные прохожие, кутилы из какой-то таверны, у которых хватило ума отправиться домой, пока выпивка не свалила их с ног.
Люция облегченно вздохнула, но, когда Давид снова попытался обнять ее, она отстранилась.
– Мне пора идти, Давид. Хозяйка уже наверняка сидит у окна и начинает что-то подозревать!
– Ну и пусть себе подозревает! – спокойно возразил Давид. – Тут она нас не увидит, а если кто-то и пройдет мимо, то тебя все равно не узнает. Теперь ты здесь, теперь мы наконец-то рядом. Не надо убегать от меня!
Люция сдалась и позволила ему опять поцеловать себя. Но на этот раз чувства не захватили ее с головой: она то и дело нервно прислушивалась к тому, что происходило на улице. Ночь была очень светлой, и если их увидит друг или клиент мастера Фридриха, он непременно узнает ее. Что еще хуже, он обратит внимание на иудейские круги на ее плаще и плаще Давида… И хотя Люция была в восторге от поцелуев Давида и наслаждалась неуверенными ласками, которые дарили ей руки юноши, исследовавшие ее тело под плащом, она обрадовалась, когда он наконец отстранился от нее. У дверей портновского дома раздался какой-то шорох; хозяйка позвала кота.