Люди Дивия
Шрифт:
– Потому что моя жена не могла, по-твоему, появиться в этом доме?
– Нет, потому что у нее был такой вид, какого не может быть ни у твоей жены, ни у чьей-либо еще, если, конечно, речь идет об обыкновенной женщине.
– Так... Такой вид... И что же это был за вид?
Валунец вдруг как будто воодушевился:
– Ну, начнем с того, что она возникла бесшумно и как бы из ничего, вдруг, ни с того ни с сего. Образовалась на пороге... Знаешь, она стояла там и ничего не делала, просто смотрела на меня. И все вроде бы нормально... И плотная она, как полагается, и черты лица выписаны вполне четко, и какие-то краски были налицо, и одежда выглядела правильной, в общем, все в порядке, вот только... ни движения,
– Нет, Виктор, ты меня пугаешь.
– Но ты сам этого хотел!
– взвизгнул Валунец и показал, что сам тоже напуган, что страх его с того проклятого вечера не рассеялся и по-прежнему тяготит его, довлеет над ним.
– Да, но твой рассказ, твой метод...
– Я должен рассказывать именно так, должен подробно описать все свои переживания...
Я перебил:
– Одно дело твои переживания, другое - моя жена!
– Иначе ты не поймешь... не поймешь то, к чему я подвожу.
– И к чему же?
– Хорошо, слушай... раз твое любопытство не утолено, слушай! Она стояла на пороге. Да... Прости, но лучше говорить "оно", хотя речь и идет как будто о твоей жене. Оно смотрело на меня. Ничего не делало. Я тоже ничего не делал. Смотрел и ждал. Я думаю, и ты оторопел бы... Мало ли что жена... но в таком виде, облако и все такое! Неподвижность черт, отсутствие всякого выражения. Однако я чувствовал, что оно меня завлекает, даже немного по-женски, то есть на предмет любовной связи, хотя и не совсем. Это предполагало ловушку, а не плотские утехи, я сразу смекнул. Мне открылось... Это было все равно что уловки дьявола. Но наш случай, он ведь сложнее. Представь себе: искать истину, основу основ, начало начал - и вдруг тебе этакие дамские авансы с инфернальным душком. Я струхнул... И не пошел, но мой отказ, а я его выразил всем своим видом и, надеюсь, более чем убедительно, повлек за собой новые уловки, новые эманации зла... На неподвижном и как бы не созданном для движений лице внезапно возникает выражение страданий, тоски, отчаяния... И дело принимает скверный оборот, поскольку приближается к чему-то земному, то, что оно делает, уже действительно очень похоже на твою жену. Весьма живо... Экспресия! Ведь твоя жена не всегда довольна тобой? А тут уже словно дошла до такого недовольства, что очутилась в лесу, прибежала в деревенский дом... страдает, просит помощи... Я невольно поддался, привстал... Но сомнения, сомнения, они обуревали меня, раздирали мою душу, мой разум! И слава Богу, что они даны, что этот дар часто выручает нас, спасает от беды. Колеблясь, не зная, на что решиться, я застыл на месте, в позе, которую не назовешь удобной, мой зад завис над кроватью. Твоя жена, появись она там в самом деле, просто посмеялась бы, видя меня в таком положении... понимаешь, просит мужчину, рыцаря, который только-только отошел от круглого стола, просит о помощи, а он все равно как кот, пойманный на том, что гадит в неположенном месте. Глаза выпучены, ушей не видать, пригнул их, проказник...
– Виктор, - сказал я, - ты слишком долго подводишь к главному.
– Но я воссоздаю атмосферу.
– Ты говоришь о себе. А скажи о ней. И подумай обо мне, вспомни, что речь идет о моей жене. Она пропала, и я ее ищу.
– Это не была твоя жена.
– Ты уверен?
– Ну, не то чтобы уверен...
– Рассказчик в жесте бессилия развел руками.
– Почему же она была похожа на мою жену?
– Не она, а оно, мы ведь договорились. А почему, не знаю, не могу знать. Допускаю, что Мартин знает. Я - нет, не знаю. Но почти полностью убежден, что твоей жены не было там и в помине. Не она, а оно. Только так надо понимать дело.
– Допустим. Но что такое ты в ней увидел, что тебя вот так... вот так особенно напугало?
– Не напугало, а привило вкус к таинственному... Испуг тут на втором месте.
Я усмехнулся.
– Ты раньше этого вкуса не имел?
– Не в такой степени. Вкус-то имелся, а вот само таинственное, оно было где-то далеко, и я жил в уверенности, что никогда с ним не столкнусь. Этим я выделяюсь среди наших, они, напротив, живут в уверенности, что погружены в таинственное по самую завязку. И они правы, а я был неправ. Знаешь, если рассказать начистоту, все как было... то в какой-то момент у меня возникло ощущение, что если то и впрямь твоя жена, то она... мертвая...
У меня качнулось сердце, как если бы до этой минуты оно стояло без движения.
– Мертвая?
– вскрикнул я.
– Мертвая женщина?
– вдруг вскрикнула и Дарья.
– Ну да, да, - часто закивал благообразной головой Валунец.
Дарья повела свою линию:
– Может быть, дело не в том, что она мертвая... может быть, и не мертвая, а прежде всего безобразная до невозможности, старая, невероятно уродливая?
– А ты говорил, что у нее богатое воображение!
– рассердился ученый. Она даже не поняла моего рассказа. С женщинами каши не сваришь!
Мне пришлось силой удерживать его, потому что он порывался вскочить и скрыться от нас в доме.
– Она именно потому и перевела все в другую плоскость, на другой образ, что у нее богатое воображение, - объяснил я.
– Кроме того, она никогда не встречалась с моей женой.
– Но могла бы сообразить, что ты едва ли выбрал бы в жены уродину.
– У нее были причины сказать то, что она сказала.
Валунец успокоился, принял на лавке удобную позу, закинул ногу на ноги и с любопытством осведомился:
– Какие же это причины?
– Нет, давай закончим твою историю.
– Как я уже сказал, женщина показалась мне мертвой. Чтобы было понятнее, давай расставим акценты таким образом: если это действительно была твоя жена, она была мертвой, если же сверхъестественное существо тогда не знаю, потому что не ведаю, что у них жизнь, а что смерть.
– Давай будем ориентироваться на то, что это была моя жена, предложил я.
– В таком случае я не смогу закончить историю, - возразил рассказчик.
– Почему?
– Потому что я не знаю, была ли это твоя жена.
– Но ты же сказал, что она показалась тебе мертвой.
– Это не может служить доказательством.
– Что же тебе нужно, чтобы ты мог закончить?
– Рассказать, что произошло дальше, но с условием, что ты не будешь мне навязывать представление, будто то была твоя жена.
На моем языке вертелся вопрос, что сталось бы, когда б я все-таки продолжал навязывать претившее его ученой разумности представление. Но я понял, что это лишь погрузило бы его в тупиковые размышления, и предпочел уклониться от диалектики.
– Итак, - в очередной раз начал Валунец, - оно завлекало меня и даже гримасничало. А затем, решив, что достаточно меня обработало, отошло от двери... и тут я не удержался! Я почувствовал, что должен проследить, это был, если хочешь, мой долг, долг ученого... к тому же книга, которую я пишу... Согласись, для любого писателя, каким бы методом он ни пользовался, подобные явления не должны проходить незамеченными. И более чем естествен порыв тут же все описать в своей новой книжке, включить в канву, я бы даже сказал, что это солидная прибавка к дарованию, когда лицом к лицу сталкиваешься с необъяснимым. Новый взгляд на вещи, совсем другой угол зрения, иная точка отсчета - это так освежает, алмаз сверкает еще ярче... Надеюсь, ты на досуге полистаешь мою рукопись. В сущности, мы оба в данном случае столкнулись с чем-то, что способно перевернуть все наши представления. Я видел, стал очевидцем... ты же, я вижу, вбил себе в голову, что то была твоя жена.