Люди, дружившие со смертью
Шрифт:
Выглядело это чудно — существо старше нас, может быть, на тысячелетие, вело себя как вагант в начале своей карьеры. Впрочем, тролли, коль живут дольше, и время считают иначе. Возможно, тысячелетие тролля как раз соответствовало возрасту ваганта.
Наша дорога проходила мимо столицы провинции, и я предложил завернуть.
Ади был против посещения Маца-О, хотел обойти его стороной, но вместо этого я спросил у Эршаля, хочет ли он заехать в город. Тролль неопределенно пожал плечами.
— А ты вообще когда-то в городах бывал? — начал Ади, вероятно пытаясь запугать тролля и перетянуть на свою сторону.
— Что за вопрос! — возмутился тролль, — Был, конечно…
Мы не учли одного: тролль не был никогда в городах человеческих.
Существо, живущее многие сотни лет, может себе позволить не спешить. Живущий долго никогда не бросится под копыта коня, чтоб выиграть несколько мгновений, и, возможно, потерять жизнь. Такой, если будет опаздывать — неважно насколько: на минуту или на день, он уйдет в сторону и подождет, будто у него впереди вечность.
Зато и окружает такой себя вещами, которые могу служить им долго. Дольше, чем они смогут прожить. Говорят, эльфьи города строились навечно. Но когда они уходили, то все сравняли с землей, и теперь некоторые люди откапывают их, чертят схемы улиц и гадают, насколько прекрасны были дома, которые когда-то их наполняли, какие достойные, гордые существа здесь жили. Ровные линии — без попытки что-то упростить, срезать.
Но Маца-О был городом исключительно человеческим.
–
Великий город Маца-О! В нем сколачиваются состояния и рушатся надежды. В нем вечно что-то горит — то ли огонь жизни, то ли гусь в духовке. Но в любом случае копоть стоит жуткая.
Неспешная река О, воды которой если замедлятся еще немного, то потекут в обратную сторону. Воды, в которых будто растворена механическая радуга, с цветами злыми, резкими, человеческими. Красильни, дубильни, бойни — чего только они не льют в эту реку. И мне не хотелось бы встретиться с рыбами, кои смотрят на дома этого города из-под мутной воды.
Мосты города Маца-О — деревянные и каменные, пешеходные на четырех канатах, частные. Барки и галеры, скользящие по грязной воде, зеваки, свисающие с перил и норовящие попасть плевком в темечко пассажиров лодок.
А этот воздух… В этом городе народец скуповат настолько, что даже воздух кажется бедным, спертым, стиснутым меж жерновами домов.
Здесь не любят чужаков, но работать не любят еще больше. Люди здесь вечно спешат. Вечно спешат — и никогда не успевают. Не успевают жить — тут даже влюбленные целуются на бегу.
Опасайтесь ходить по улочкам этого города в одиночку и без оружия. Ибо сточные канавы несут в реку не только бычью кровь.
Тут почти нет старожилов — хоть город и древен, самые древние династии едва наберут три века.
В былые времена я часто бывал здесь — когда-то здесь поселился мой прадед и теперь по улицам, верно, ходили позабытые мною родственники. Но моя бабка не пожелала здесь оставаться. Иногда я ее понимал.
Но я любил этот город.
Любовью странной, непонятной и для себя. Вероятно, так можно полюбить ядовитую змею, так относятся к своей болезни — незаразной, не смертельной, но и неизлечимой…
В этом городе я видел большую игрушку, законы, царящие здесь, были для меня непонятными, и что самое приятное, не всегда обязательные для соблюдения.
Как-то так получалось, что обыкновенно я оказывался в этом городе в одиночку. Мне было забавно, когда меня принимали за местного, спрашивали дорогу. Я от души старался помочь, иногда это удавалось, но чаще нет. Все же я не знал этот город досконально
За первую четверть часа пребывания в городе нас пять раз облаяли собаки, три раза попросили милостыню, чуть не облили из окна обмылками, попытались срезать сумку прямо с лошади у Ади. Сколько раз нас обругали — я просто не считал. Тут ругались все и на всех, не сколько по причине, а по привычке.
На въезде в город у нас попытались проверить документы. Но приемлемые бумаги оказались только у меня. У тролля, если не считать дарственной на мост, не было ничего, а у Ади что-то, чего он предпочел не показывать. В ход пошли деньги — за серебряную монетку они сделали вид, что не узнали Ади, а в своей книге записали «Капитан Дже Кано с двумя спутниками».
Если бы я дал им не монетку, а две, то они бы не сделали и этого.
Мы не собирались останавливаться здесь на ночь — в местных гостиницах водились блохи, поджарые как борзые и голодные, словно волк зимой. Но от соблазна пообедать горячим, сидя за столом, я отказаться не смог.
Жители города гордились каменными набережными, величественными церквями, древней крепостью. Они кичились широкими улицами с огромными домами, восторгались светом уличных фонарей, которые превращали ночь в день, собственно ночной жизнью.
Но вот, незадача, спроси вы у заезжего, чем знаменит Маца-О, он бы скорей ответил одним словом — базаром.
И надо признать — на это были причины.
Камень набережных порос мхом и водорослями, местную крепость строили заезжие мастера, дома больше походили на мавзолеи, чем на пристанище простых смертных, на широких улицах неуютно было маленькому человеку, а над городом постоянно висела смесь пыли, дыма и тумана, превращая обыкновенный день если не в ночь, то в сумерки.
Но базар здесь действительно был хорошим.
Сказывалась близость трех границ, перекресток нескольких важных дорог, относительно судоходная река. Затем на деньги купеческой гильдии прорыли еще один канал. От этого течение реки О замедлилось еще больше, но в этом было даже преимущество — легче стало плавать против течения. Все делало пакгаузы Маца-О неплохой перевалочной базой. Здесь товар сгружали с телег, он ждал своей очереди на погрузку и уходил либо к морю, либо, напротив, вглубь континента.
Но что-то продавали и здесь — торговали оптом и в розницу, спорили на такой уйме языков, что часто возникала необходимость в толмаче.
Рынок и склады сами разрослись до размера маленького города — здесь были свои улочки, забегаловки, места для отдыха, кварталы, землячества. Бывало, иной коренной житель Маца-О попадал в места, где его, коренного жителя, никто не понимал. И если по всему городу кормили, так же, как и стелили постель, а именно отвратно, то здесь заезжие готовили для своих из привезенных продуктов.