Люди, дружившие со смертью
Шрифт:
Меж двух зубьев крепостной стены я увидел силуэт. Человек стоял, положив руки на зубцы, и в свете казался будто распятым. Это был Ади. Я поднялся к нему. Наверное, здесь он действительно чувствовал себя как дома: при нем не было никакого оружия, и когда я подошел, он даже не обернулся и не поменял позы.
Глаза были закрыты, он улыбался восходящему солнцу и ветру, что дул ему прямо в лицо.
— И пахнет ветер с полей не травами и цветами, а пахнет жареным… — бросил я.
Он кивнул, не открывая глаз и продолжая безмятежно улыбаться.
— Чему радуешься?
— А чему не радоваться, — он повернул голову ко мне, приоткрыв один глаз. — А ведь неплохо. Солнышко, ветер свежий и воздух чистый….
— И что дальше?
Он пожал плечами:
— А этого мало?
Я вспомнил, как немногим ранее сам был безумен и подумал: а может так оно и должно быть. Настал день, когда мы все сошли с ума.
— А что с больным? — спросил я.
— С больным? Все нормально… — потом Ади вздрогнул, и поправился. — Больной вчера умер.
Могу сказать, что многое показалось мне странным еще в то утро. Подумалось, что смерть Ади и быстрая кончина больного как-то связана. Я начал искать какие-то объяснения, но они не выдерживали никакой критики. Может быть, Ади принес ему успокоение. Но неужели нельзя было отыскать палача ближе?
Вопрос запутался еще больше, когда я увидел, как несли покойника. Его пронесли мимо меня на носилках, покрытых белым полотном. Ткань была грубой, почти дерюжной и я так и не узнал лица, которое она скрывала. Для меня покойный долго оставался, как выразился Ади однажды: «одним человеком». Я не узнал тогда, сколько покойному лет, мужчина ли или женщина, умер ли он от оспы или же от колотых ран.
Этого я не знал.
У меня даже не было предпосылок что-то предположить.
Но одно я знаю точно — из постели, в которой он умер, его понесли не хоронить.
Недалеко от крепости было кладбище — я ходил и туда, пока мы ожидали Реннера.
Еще при крепости состояло несколько самых востребованных для наемника врачей, а именно хирургов. Они заполняли своими пациентами лазарет, ну а если не повезет, то и кладбище. В распоряжении врачей так же был крематорий, для утилизации того, что закапывать — дурной тон, а именно ампутированных конечностей.
Думаю, так же, что через эту трубу вылетело немало секретов, ибо кондотьерский хлеб кровавый и черней ночи…
Так вот, покойного унесли в лазарет. Сначала я подумал — для вскрытия. Но затем над трубой крематория задрожал воздух — кто-то разогревал печь.
Я не стал задавать вопросы, отлично понимая, что ответов на них не получу.
Завтрака в тот день не было, но обед и ужин мы провели все в том же составе: хозяин крепости, Ади, я и Таден.
Если первые два и скорбели по усопшему, то умело это скрывали. Были серьезными, но не печальными. Говорили о делах:
— Ади, возьмешь в путь лишнюю лошадь, — бросил хозяин меж делом.
— Для моего зада и одной хватит…
— Под твою задницу хоть коня из камня — и то не факт, что ты того не заездишь…
— Я денег лучше возьму. Они овса не просят…
Хозяин возражать не стал.
Вообще же день прошел в сборах. Они были неспешными, но неотвратимыми. Было видно, что Ади устал с дороги, но ему опять пора в путь.
Ужин был ранним — только начало смеркаться. Ади сказал, что завтра выезжать рано и желательно бы выспаться. Эта ночь была тихой, но я опять не мог заснуть.
Думал о чем-то…
О чем — уже не помню…
–
Бандера ушла чуть не с первыми лучами — это было условие владельца крепости, которое мне передал Ади Реннер. Я попрощался с Хайдером у подъемного моста: тот был немного не выспавшимся, но по обыкновению веселым.
Я отдал ему пакет со своим мундиром, испросив взамен солдатскую куртку с шевроном моей бригады. Шеврон был тот же — две половины саламандры разделенные тонкой красной линией. Фон был желтым. На офицерских куртках шеврон ткали на золотой материи.
Но и куртку я не стал надевать — скатал и спрятал в седельную сумку.
Я отправлялся в путь без знаков различия.
Тянуло сыростью с реки и со рва. Утро было зябким, и снова туманным. Туман был таким густым, что казалось, будто в чашу стен крепости кто-то налил молока. Над этим всем возвышались башни — на них горели костры, и иногда слышалась перекличка.
Жутко хотелось спасть. Я то и дело потирал лицо, пытаясь смахнуть с него сонливость.
Я отдавал последние распоряжения. Таден кивал, хотя было ясно: почти все он сделает по-своему. Эти дела слишком незначительны, чтоб я по возвращению стал вникать в них.
Но тут мы разом прервались: из тумана послышались шаги. Кто-то шел от головной башни. Кто-то обутый в сапоги со стальными набойками и со шпорами.
Не сговариваясь, мы положили руки на рукояти сабель.
Вот в одном месте туман сгустился, потемнел. Обрисовался силуэт человека в плаще и будто с отрезанной головой в руке. Сталь змеей начала выползать из ножен.
Человек приближался, туман вился вокруг него.
— Господин Кано, господин Хайдер… — поздоровался он.
— Ади! — выдохнул я.
Сабли с лязгом вернулись на место.
То, что нам изначально показалось головой, было объемным кошельком.
— Я подумал, что сейчас самое время отдать вам деньги… — Он повернулся ко мне и добавил: На памятник…
И замолчал, будто ожидая, что я переспрошу, но я помнил.
— Да, Таден, положишь эти деньги на отдельный счет. Под проценты… На полгода…
— А зачем так много? — спросил Таден, взвешивая кошелек.
— Простите, у хозяина здесь только серебро. А серебро, знаете ли, последнее время подешевело…