Люди и боги
Шрифт:
Часовые ожидали посланников: стоило Мартину назвать себя, как всех троих тут же провели в штаб графа. Своим видом Флеминг больше всего напоминал кузнеца: плечистый, широкий костью, бородища — лопата. Рядом с ним совсем терялся тщедушный седенький священник.
— Мое имя — аббат Хош, — сказал служитель Церкви, — а его милость граф Бенедикт не нуждается в представлениях.
— Я того… очень рад. Здравия вам двоим, — прогундосил Мартин. — Со мной сир Джоакин с Печального Холма и леди Хаш Эйлиш из Сайленса.
— Мы рады знакомству и приглашаем
Граф махнул ручищей, заставив аббата молчать.
— Нет времени на болтовню. Что себе думает Виттор Шейланд?! Он обещал стать гарантом моего примирения с Ориджинами. Но теперь он захватил в плен Иону, а кайры герцога осаждают Уэймар!
— Брат того… Он вам передал кое-что.
Мартин подал конверт Флемингу.
— Бумажки! — Буркнул граф и отбросил письмо. — Сперва скажите на словах: что происходит, тьма сожри?! Виттор хотя бы еще жив? Как он думает выкрутиться?
— Он планирует победить, — невинно обронила Эйлиш.
— Против трех батальонов Первой Зимы?!
— Число врагов не имеет значения. Сами боги на стороне графа Виттора. Он сокрушит любого врага.
Граф свел густые брови:
— Женщина, я позволил тебе говорить за мужским столом, но не стану терпеть хулу! Не тебе судить о богах!
Аббат Хош покивал, глубоко одобрив слова сеньора. Впрочем, закатница не смутилась:
— Милорд, в данном случае воля богов совершенно очевидна. Несколько злодеев скрыли ее от всего мира, лишь потому вы все еще в неведении. Если женский голос режет ваш слух, прочтите письмо, а также выслушайте рассказ лорда Мартина.
Граф помедлил, взвесив, не прогнать ли закатницу. Но Эйлиш приняла такой смиренный вид, что Флеминг смилостивился и сунул аббату письмо:
— Читай.
Священник вскрыл печать и пробежал взглядом строки. Нахмурился, подвинул лампу ближе к листу, внимательно перечитал второй раз.
— Милорд… простите, но вам лучше самому…
— Грм.
Флеминг взял лист в вытянутую руку, затем поднес к самому носу, а после отодвинул на фут. Джоакин прекрасно его понимал: если читаешь нечасто, отвыкаешь от буковок; нужно приладиться, настроить глаза. Найдя наилучшую видимость, граф начал шевелить губами. Каждое прочитанное слово он повторял сам себе вслух, однако не верил даже собственному голосу.
— Что тут говорится?! Он пишет, будто это он…
— Да, милорд, — подтвердил аббат.
— У него есть такая сила?! Откуда?!
— Он пишет: от Праотцов.
— Идова ересь! Богохульство!
Граф скомкал письмо, лист бумаги пропал в его громадном кулаке.
— Говорите, если вам есть, что сказать! А нет — сожгу вас, как еретиков, и пойду сдаваться Ориджину!
— М-да, сейчас расскажу… — выкашлял Мартин. — Можно того, вина? Пересохло внутри…
Он взял у аббата кубок, обильно промочил горло, утер губы рукавом.
— Значит, вот что. Семнадцатый Дар был особенный. В нем оказались не только Предметы. Она вот не даст соврать: первыми в ложе спустились закатники и нашли там…
Мартин говорил добрых полчаса. Сначала робел и путался в словах, но чем больше оживало в нем воспоминаний, тем крепче становился голос, уверенней лилась речь. Гнев, досада, жажда мщения вытеснили робость. Мартин заговорил с жаром, клеймя и ненавидя былых обидчиков.
Перемены произошли и в слушателях. Граф и аббат встретили начало речи с явным недоверием и злостью. Но чем больше подробностей они узнавали, тем шире раскрывались их рты, выше заползали брови. Да что говорить: сам Джоакин был потрясен, хотя и знал уже немало шейландских секретов. Он услышал даже не сказку, а — легенду, как в священном писании. И правдивость ее не вызывала сомнений.
— Три мерзавца решили утаить это от всего мира, — окончил речь Мартин Шейланд. — Чтобы скрыть правду, они прикончили пять человек. Мы с братом чудом остались живы. Если б не Вит, конец бы нам! Но теперь мы всем расскажем, как было. Это наш, того, святой долг!
Граф и аббат долг молчали, переваривая услышанное. И хорошо, ведь Джоакину тоже требовалось привести в порядок мысли. Наконец, Флеминг спросил:
— Лорд Мартин, почему вы до сих пор молчали? Все верующие люди должны были узнать!
— А как мы могли? Нас бы того. Они же поклялись — убить каждого, кто хоть слово.
— Но теперь вы, стало быть, набрались мужества?
— Не только мужества, а и силы тоже. Вит разделал этих трех гадов! Айдена сжег, Адриана скинул с трона, Десмонда сделал калекой. Теперь мы не боимся их, так-то!
— Все эти годы вы боролись за право говорить?
— Ну, да, вроде того.
Граф потеребил бородищу.
— Похоже, вы с братом совершили духовный подвиг. Если все так и есть, как сказано, то вас должны причислить к лику святых. Но чем докажете свою правоту?
— Я того… клянусь, что все так и было.
— Ручаюсь за каждое слово лорда Мартина, — с поклоном добавила Хаш Эйлиш.
Граф повернулся к аббату. Уже по лицу священника было ясно: он поверил всему.
— Милорд, наши гости не лгут, это чистая правда. Все невероятные события последних лет говорят в их пользу. Никак иначе не объяснить всего, что случилось. А главное доказательство — то, что мы с вами видели в Запределье.
— Уфф… — Граф отер лоб, будто внезапно вспотел. — Ваш брат владеет таким оружием?!
— Ну, Пауль же — посланник богов. Он дал Виту все, что нужно для победы.
Граф поднял чашу вина:
— Лорд Мартин, позвольте выпить с вами. Скоро в вашу честь напишут иконы, а я смогу гордиться, что сидел с вами за одним столом.
Наверное, Мартин в жизни не слышал ничего подобного. Он смешался, покраснел, опустил глаза.
— Того, милорд… Будет вам…
— Скромность — неотъемлемая черта святого человека, — сказал Флеминг и брякнул кубком о кубок Шейланда. — За ваше здоровье, милорд, и за успех нашей борьбы.