Люди, Лодки, Море Александра Покровского
Шрифт:
Видно, что человек старается.
Кстати, американский зритель, как мне писали, принял картину хорошо. Как только картина закончилась, никто не бросился из зала, рассыпая попкорн. Все сидели на местах.
Когда я просмотрел фильм, я сказал только, что американцы научат нас родину любить.
И еще я понял, что им за это кино можно ставить памятник. Они сняли его про людей и для людей — это их основная заслуга.
И все же, сперва мне показалось,
Потом я подумал, что другой язык — это же, прежде всего, другое сознание.
Поэтому, если это перевод, нельзя переводить буквально, и "Монинг, джентельментс!" не должно быть "Доброе утро, господа!", надо "Подъем, народ! Компот вам в рот! Бегом с коек!"
У нас с ними разное сознание. То, что понимают одни, не понимают другие.
И в то же время мы очень похожи — скажем, в хамстве.
И через эту колоссальную непохожесть при потрясающем сходстве, пробились актеры. Они вытянули этот фильм. И когда главный герой говорит, что "реактор плохо действует на людей", "Полный вперёд!" — и это от пирса, или "Приготовиться к испытаниям запуска ракеты", "Это не учебная тревога" и прочее, я понимаю, что он полную чушь несет, но я готов с ним согласится.
Тут это не важно. В этом фильме каждый найдет свое. Очевидцы будут вспоминать свою юность под звуки оркестра Мариинки, им и необязательно при этом смотреть на экран, у них переживания внутри. Остальные, не знакомые с нашими командами, будут сопереживать.
На лодке свой особый язык, свои слова, и если ты их произносишь, как команды, то они должны звучать привычно, чтоб тебя правильно поняли в любом отсеке с любым уровнем межотсечной связи. Главное на лодке — правильно скомандовать и быть правильно понятым. Поэтому профессионалам неправильная команда так режет ухо.
Но если постараться не замечать…
По сценарию там было все: Москва, ЦК, сварка в доке, одновременно на лодке играется учение, где говорят слово "стрельбище", грузят, как поленья, торпеды, потом шампанское, водка в ресторане, тост "Мы тут все хорошие коммунисты!" и "Да пребудет с вами Господь!" — это в 1961-то году.
Да, не было Его с нами в это время, Господа нашего Вседержителя.
Они тренируются в борьбе за живучесть, они все время ставят раздвижные упоры.
Где им знать, что для нас упор — дело дохлое. Во-первых, его надо еще найти где поставить, потому как до подволока не добраться, кругом кабельные трассы и щиты. Во-вторых — упором поступающую в отсек воду не сдержать. Поступление ее сдерживается всплытием лодки в надводное положение и противодавлением — в отсек дают воздух высокого давления.
Они надевают комплекты и идут в раскаленный реактор — тепловой удар обеспечен прямо на пороге.
Они ходят по колено в воде, а на крышке реактора не меньше 600 градусов.
Вообще-то вода кипит при 100.
Они говорят друг другу про "долг перед матушкой Россией"
Да не скрипит он на 30 метровой глубине. Он скрипит на 300-400 метров. Очень неприятно, кстати.
Минут через двадцать после начала фильма, наконец, все переоделись в РБ (до этого шлялись чуть ли не в фуражках и тужурках). Хоть бы китель надели, что ли.
Вообще-то самая носимая одежда подводника — это полуистлевший на теле китель, и еще РБ.
РБ — это такой репсовый костюм "председателя Мао", как его у нас называли. На кармане бирка с должностью.
Они называют друг друга "Дмитрий", а командира — "Капитан".
У нас никто так не говорит.
У них с командиром спорит старпом, а зам заболевает головой так сильно, что наставляет на Харрисона Форда пистолет. (Кстати, в жизни на лодке были два человека, которые требовали от командира сдачи американцам, и среди них — замполит. Правда, все происходило без пистолета. Узнал об этом недавно.)
Потом я скажу в интервью передаче "Намедни", что ни одной родной команды я не услышал, что делали они на лодке не поймешь что, что наворочали выше некуда и что замполит скорее съест свои уши, чем наставит на командира пистолет.
И потом, все пистолеты заперты в сейф в каюте командира. И еще по секрету: зам не всегда помнит, как в него обойму вставляют. А если б нужно было вставить в него обойму, то это целое дело: достать пистолет, потом — обойму, потом куда-то делся пистолет, потом — пропала обойма, затем обойма нашлась, но где же наш пистолет — "ты не видел, здесь только что был пистолет?"
Примерно так это выглядит на самом деле, и фраза: "Властью, данной мне партией…" — никак не может прозвучать.
И — "Выпьем за то, что нет лодки лучше "К-19!" — не может прозвучать.
Люди, переживающие пафос, с пафосом не говорят.
А Харрисон Форд все время пьет чай в подстаканнике. Ходит по центральному, командует и не забывает, знаете ли, прихлебывать — ой, мама!
Конечно, где ему, бедняге, про нас знать. Он в интервью говорит, что долго готовился, читал.
Наверное, да. У него поразительной отрепетованности взгляд. Я бы сказал, что это взгляд "катастрофа". Как взглянет, сразу ясно: нам конец. Давно это у него.
Я этот взгляд помню еще со "Звездных войн" и с "Индианы Джонса". Взгляд "Боже, я же все сделал, как ты сказал!"
И все же, фильм для американцев необычный. Это не совсем фильм-катастрофа. У него есть очень хорошие сцены, например, сцена на кладбище, да и сам Харрисон здесь немного другой. Задача перед ним стояла ужасно сложная: не зная, как ходят, едят, пьют, двигаются, что говорят, сыграть так, чтоб про все ту муть, что он несет и делает, все забыли и следили только за тем, как он играет.