Люди сорок девятого
Шрифт:
– Gut, - кивнула "миссис Черрингтон", как уважительно называл ее в мыслях Морган. Он взглянул. Действительно, рана была чистой и уже начала затягиваться. Вероятно, он пробыл без чувств несколько дней.
– Ты хорошо делать - приложить мох. Moos. Verstehen sie?
Морган кивнул. Миссис Черрингтон поменяла ему повязку, продолжая говорить:
– Ты потерять кровь. Слишком много. Несколько дней быть без сознания. Я бояться воспаление легких, но обходиться так.
Дверь открылась, заглянула девочка лет десяти.
– Мама, - сказала она, - у нас молока нет. Сходить к мистеру Ринкеру?
– Я сама схожу, - ответила женщина, снова укладывая Моргана. Она встала, собрала старые бинты, подхватила таз и вышла, шурша юбками, осторожно прикрыв за собой дверь. Морган устало откинулся на подушку. "Эта женщина тоже откуда-то пришла, проделав, должно быть, неблизкий путь... Все мы откуда-то пришли... и куда-то идем. И у всего этого, наверняка, есть особая цель... Только вот какая?"
* * *
Когда миссис Черрингтон вышла из дома, ветер почти стих и снег перестал, оставив после себя небольшие сугробы, прибитые к тротуару, да слегка посеребренные подветренные стены домов. Мари, весело смеясь, сгребала руками не смерзшиеся, не желавшие лепиться снежинки, из-за дома выбежал сын соседей - Билли, за ним - Люсьен.
– Мама!
– крикнул он по-немецки, увидев миссис Черрингтон.
– Я пойду к Билли, можно?
– Только на час. Не больше, - ответила она.
– К обеду быть дома! И чтобы никуда не лазили!
Увидев мать, Мари отряхнула руки и, подбежав к миссис Черрингтон, потянула ее за юбку.
– Я хочу леденец!
– Ладно, - миссис Черрингтон взяла ее за руку.
– Люсьен, ты меня слышал?
– Да!
– крикнул уже на бегу мальчик. "Ох, уж эти мальчишки..." Иногда миссис Черрингтон пугало полное бесстрашие сына. Он, смеясь, мог бегать по крышам, перепрыгивая с одной на другую, и часто подбивал на это друзей, а потом она долго объяснялась с их родителями; перейти по тонкому бревну глубокий овраг, дразнить бродячую собаку, представляя, что это медведь гризли, сбежать одному в лес на целый день и вернуться, только проголодавшись, было для него просто игрой. Сколько раз у матери болезненно сжималось все внутри, когда до нее доходили сплетни об очередной выходке сына! Но, несмотря на все это, у мальчика было доброе сердце: Люсьен не раз рисковал, помогая друзьям, спасая лесных зверей от реальной или воображаемой угрозы, и миссис Черрингтон знала, что, если представиться случай, он без колебаний возьмет в руки оружие и будет "защищать свою семью", не представляя четко всех возможных последствий. Она боялась, что в юности он станет неуправляемым сорвиголовой, будет задираться ко всем, ради славы "самого меткого стрелка" и не доживет до той поры, когда люди начинают что-то понимать в этой жизни... Но может, все обойдется, если мальчик найдет хороший пример для подражания. Парни Голдберг были и вовсе непутевыми, однако теперь один стал священником в Денвере, другие тоже нашли свои дороги. У Люсьена богатое воображение, он отлично ладит с другими детьми и неплохо учится в школе. Нет, конечно же, нет оснований тревожиться за него. Миссис Черрингтон с улыбкой покачала головой и вместе с Мари направилась в лавку Юджина Марсвела, гордо именуемую горожанами "главный магазин". Там продавалось практически все, за небольшими исключениями. Свежее мясо, молоко и масло привозил с окрестных ферм Ринкер. Лоуэрт торговал лечебными травяными настойками, которые готовил и смешивал лично. Седла, уздечки и тому подобное изготовлял в мастерской в глубине лавки и продавал ее муж, Роланд Черрингтон. Все в городе, оказавшись при деньгах, не скупились заказать новое седло под индивидуальную посадку, а потом не могли нахвалиться, заставляя жену мастера краснеть от гордости. Ткани и принадлежности для шитья можно было найти в магазине Смита. Иногда он шил костюмы на заказ, и у него неплохо получалось, но заказы были редки, и спросом в основном пользовались привезенные из большого города новинки моды, "парижские и лондонские туалеты для леди и джентльменов", как гласили рекламные объявления в Денвере.
Сквозь тучи пробились редкие солнечные лучи, люди выходили на улицу и спешили куда-то, чтобы успеть завершить свои дела, прежде, чем плохая погода вернется в Иглз-нест. Они останавливались, приветствуя миссис Черрингтон, а она улыбалась и кивала им в ответ. В маленьких городках всегда так: все друг друга знают. Вот идет один из парней Голдберг.
– Здравствуй, Питт!
– Добрый день, миссис Черрингтон!
А вон - Джонстон, кузнец, тащит на себе бочку с гвоздями.
– Как ваша жена, мистер Джонстон?
– Спасибо, миссис Черрингтон, это была простуда, а не грипп. Теперь она почти здорова.
А по той стороне улицы плывет, переваливаясь, как каравелла, один из столпов города - миссис Галлахер, вдова покойного и единственного мэра, негласно принявшая на себя всю власть еще до кончины супруга, заключающуюся в праве давать другим советы, следить за нравственностью и в некоторой степени влиять на общественное мнение. Собственно, со всем остальным горожане хорошо справлялись и без главы города, а потому, после собрания в церкви, посвященного выборам и закончившегося дракой между многочисленными претендентами, было решено оставить все как есть и разобраться с этим "когда-нибудь потом". Миссис Галахер, тем временем, жила на зарплату мужа, теперь выплачиваемую ей, и чувствовала, что находиться на своем месте. Мэр умер в позапрошлом году от гриппа, но злые языки поговаривали, что в могилу его свела придирками жена, известная как дама, придерживающаяся чрезвычайно строгих моральных правил и не дававшая ему пить.
– Добрый день, миссис Галлахер!
– Здравствуйте, дорогая, - пожилая дама важно пересекла дорогу и остановилась рядом с миссис Черрингтон, отдуваясь и обмахиваясь платочком.
– Господи, ну и погодка...
– У вас все в порядке?
– вежливо поинтересовалась миссис Черрингтон.
– Да, дорогая, только эта шуба очень тяжелая. Отдышка замучила. Сами понимаете, годы...
– она устало прикрыла глаза.
– А ваши домашние?
– спросила миссис Черрингтон.
– Да как вам сказать...
– грузная дама тяжело вздохнула.
– У Тонни опять сыпь. Ему нельзя столько сладкого, но разве такому славному малышу можно отказать? Я говорила сыну, что с ребенком надо построже, но разве эта молодежь слушает старших? В мое время такого неуважения не было...
– Я надеяться, все обойтись. К Рождеству он поправляться, - сказала миссис Черрингтон.
– Дай-то Бог, - вздохнула миссис Галлахер и внезапно понизила голос: - Скажите мне, дорогая, если честно, что вы думаете о мистере Смите?
– Ну...
– миссис Черрингтон вздохнула.
– Я знать его слишком недавно и не в праве судить...
– Очень интересный мужчина...
– миссис Галлахер почти не слушала ее.
– И, судя по тому, как он одевается, при деньгах... Я вам не говорила, мистер Смит рассказывал мне, что у него есть магазины в Денвере и Сэнт-Луи...
– А что он тогда делать здесь?
– спросила миссис Черрингтон.
– Ну, у богатых свои причуды... Но вы посмотрите хотя бы на его прекрасные костюмы!
– миссис Галлахер была в восторге, уже не замечая озабоченного лица собеседницы, - Возможно, он просто открывает магазины в глуши, тем самым способствуя развитию городов, или именно в нашем захолустье он увидел какие-то перспективы, которых мы не замечаем... А руки, вы видели его руки? Мягкие ладони, тонкие пальцы, такие бывают у аристократов или, по крайней мере, у тех, кто может позволить себе поручить тяжелую физическую работу другим. Не понимаю, почему он до сих пор не женился?
– Должно быть, не встретить нужного человека, - предположила миссис Черрингтон, пожав плечами. Миссис Галлахер закивала.
– Если честно, я хотела бы, чтобы он женился на моей Эльмире, - она мечтательно прикрыла глаза.
– Ей как раз будет семнадцать в январе, но она еще слишком наивна и смотрит только на ровесников. А Ева всего на год старше вашей Джекки... Ну почему у меня нет разумной взрослой дочери, а только этот оболтус, притащивший девку из Денвера! Да я и сама снова вышла бы замуж, но только я слишком стара. Клянусь Богом, я найду способ устроить этот брак так, или иначе...