Люди сорок девятого
Шрифт:
– Астрономия...
– протянул Линдейл с наслаждением.
– Занимаюсь и ею иногда, когда время свободное выдается... Знаешь, даже пробовал посчитать, сколько лететь до звезд... До луны - то оно ближе гораздо, но...
– он немного помолчал, прикрыв глаза, потом закончил: - Нам нужна скорость, Сол, нужны гораздо большие скорости...
– Джон снова умолк, с трудом возвращаясь в реальный мир.
– Только мало его, свободного времени, с больничными всеми делами...
Учась в университете, он в свободное время посещал занятия по физике и астрономии, даже ездил в какую-то обсерваторию и глядел в телескоп. Что-то завораживало и притягивало его в темных глубинах космоса, в блеске далеких звезд и комет. Он читал все, что мог достать, собирал самые новейшие работы в этой области: о спектральном анализе в астрономии, об открытии новых планет и их лун... Та книга, первой попавшая ему в руки в библиотеке деда, определила это увлечение. Он просил всех знакомых, отправляющихся в Европу, привезти или переслать новые труды. В тот день, когда Линдейл-младший принял решение записаться в армию, на его столе лежала книга "Этюды звездной астрономии" Струве и законченный рукописный английский перевод, сделанный по его заказу одним полиглотом. Эти листки отправились в его солдатский ранец и были неоднократно перечитаны на привалах и на марше, а потом горели в пламени костра, согревающего оборванного босого конфедерата зимой. Джон отвлекался от голода и ноющих ступней размышлениями о строении галактики... Он до сих пор любил смотреть на звездное небо и читать о нем все, что удавалось достать. Горы на луне, каналы Марса, пятна на солнце, атмосфера Венеры, не так давно открытый Нептун - все это привлекало его так же сильно, как и раньше. Линдейл помнил, как поразило его открытое Галлеем движение звезд в пространстве, он не решился рассказать об этом Солу, потому что сам не мог до конца осознать этот факт и вообразить, как все происходит. Он сомневался в гипотезе Канта об образовании небесных тел, как и в возможности осуществления теорий утопистов, потому что чувствовал нутром, что ужасно сложный и одновременно гармоничный мир не мог возникнуть в результате цепи случайностей, и не может он быть построен по воле одного человека, основывающегося на мыслях других людей. Много раз, отыскивая в темном небе луну или альфа-Центавра и прикидывая, сколько лет идет до земли свет и сколько понадобиться времени, чтобы добраться туда с быстротой локомотива, летящего на пределе своих скоростей, он упорно шептал то, во что верил, как в предназначенное Богом, и на что надеялся, хотя знал, что дожить до этого не суждено, возможно, даже его внукам и правнукам: "Мы будем там. Когда-нибудь..."
– А платят вам хорошо?
– снова услышал он встревоженный голос Сола, вернувший его на землю.
– Может, вы недоедаете?
– Мне платят достаточно, - набрав побольше воздуха в легкие, вдохновенно лгал Джон.
– Я работаю в одной больнице в Чикаго, но у меня уже есть несколько постоянных клиентов и, возможно, вскоре я займусь только частной практикой, а потом открою свою клинику. Вот тогда будут по-настоящему большие деньги.
– А почему Чикаго?
– спросил старик.
– Это же так далеко... И кругом никого из знакомых, только янки...
– Да, - кивнул Джон, - очень далеко, поэтому я не могу часто навещать тебя, понятно? Это действительно в самом логове янки, но они платят золотом и больше, чем в любом другом месте в этой стране.
– Масса Джон... старик заплакал.
– Простите... Простите меня, дурака старого... За то, что я ту вазу набил этими никчемными бумажками... Надо было драгоценности туда прятать...
– Ты не виноват, Сол, - снова успокаивал его Джон.
– Не виноват... Знаешь, а они все-таки согласились обменять эти бумажки на деньги, да. На второй год Реконструкции, по-моему. Получилось, конечно, не очень много, но я оплатил часть обучения именно ими.
Лицо Сола расплылось в улыбке и посветлело, на мгновение Линдейлу даже показалось, что сама его темная кожа излучает сияние.
– Масса Джонни, - шептал он, обнимая Линдейла за шею, - я так рад... Так рад, что хоть чем-то помог.
Несколько минут Джонатан отдыхал от усиленной умственной работы, пока Соломон наяву грезил об ушедших временах, и молил Бога, чтобы старик не вспомнил еще что-нибудь, о чем необходимо спросить.
– Значит, вы теперь доктор Джонатан Линдейл, - все еще со слезами на глазах спросил наконец Сол и, не дожидаясь ответа, продолжил: - А ваш университетский друг, о котором вы рассказывали нам? Как же его зовут... Стив Майлс...
– Стив... Тоже окончил университет и вернулся в Теннеси, но мы часто переписываемся с ним. Он женился, у него растут трое ребят...
– говорил Линдейл, и погруженный в воспоминания старик не видел, что рассказчик уже не смотрит ему в глаза, а блуждает взглядом по растрескавшейся штукатурке на стене. Стив. Его мертвенно бледное лицо и кровь, тонкой струйкой стекающая по щеке изо рта. Джон не мог вспомнить точно, где видел друга в последний раз, но лицо его было перекошено ненавистью.
– В последний раз он писал мне, что дела у него пошли на лад, и предлагал мне перебираться к нему, но я как-то не собрался...
– продолжал он почти машинально.
– Из-за девушки?
– внезапно спросил Сол с нескрываемой надеждой в голосе: - У вас есть знакомые девушки? Это нескромный вопрос, конечно, но...
Голос старика дрожал в ожидании, и разочаровать его Линдейл не мог...
– Девушки...
– медленно проговорил он, потом сменил тон на шутливый и проговорил скороговоркой: - Да от девушек отбоя нет. После войны, знаешь ли, мужчин мало осталось, да и станут ли они смотреть на янки, когда рядом джентльмен с Юга? Одна проблема - как бы на части не разорвали.
– У вас, наверное, и невеста есть?
– глаза старика горели жаждой долгожданной новости.
– Я бы не опережал события... Но одна леди ответила согласием на мое предложение...
– Надеюсь, не из саквояжников?
– обеспокоился старик.
– Я же сказал, что она - леди...
– изобразил возмущение Джон.
– Из хорошей семьи... Соджернов помнишь?
– Неужели мисс Бэкки, - старик подпрыгнул от волнения.
– Точно.
– Так вы все-таки разыскали ее... где она сейчас?
– Она работает медсестрой в Чикаго в той же больнице, что и я. Там мы и встретились вновь. Наша помолвка состоялась несколько недель назад. Ты знаешь, Сол, времена уже не те, что раньше, но мы решили выждать положенный срок, мы ведь все-таки южане, а не какие-то саквояжники. К тому же надо сперва денег немного скопить...
– Ах, как бы хотел я дожить до того времени, когда смогу, наконец, взять на руки вашего сына, внука моего Джона.
– Еще представится случай, - обнадеживающе пробормотал Линдейл.
– Пока рано об этом говорить, но попробуй только не дожить до этого.
– А семья мисс Бэкки?
– вспомнил на беду Джона Соломон.
– Как ее родители?
– Отец пытается восстановить имение, - сказал Джон.
– Им удалось сохранить часть своего состояния и снова посеять хлопок в этом году. Цены должны вырасти, потому что янки нужно сырье для их фабрик, а хозяйств осталось не так много. Многие разорились уже после...
Он пытался смотреть старику в глаза, и временами это удавалось, но потом взгляд непременно съезжал на стену и впивался в причудливый узор трещин штукатурки.
Однажды, почти в самом конце, маршируя, или, вернее тащась по разбитой дороге, вьющейся через лес, в отступающей уже много месяцев колонне, в которой смешались уцелевшие остатки нескольких полков, под непрерывно моросящим противным мелким дождем, он увидел на обочине под деревьями, среди других лежащих вповалку на сырой прошлогодней листве тел, Джозефа Соджерна. Никто уже давно не останавливался, чтобы хоронить мертвецов, не случилось этого и теперь, он просто прошел мимо, бросив мимолетный взгляд на тронутое тлением лицо, и ничто не шевельнулось у него внутри - только тупое узнавание. Капли дождя, просачивавшиеся за шиворот и жалящие в лицо, от которых негде укрыться, значили для него гораздо больше в тот момент.