Люди сороковых годов
Шрифт:
Я пользуюсь удачной возможностью, чтобы присмотреться поближе к этому незаурядному и самобытному человеку, наблюдая за ним в непривычной обстановке фронтового бивуака в час передышки между боями. И вот записи тех дней, сделанные вечерами во фронтовом дневнике. В них нашли какое-то отражение черты характера одного из выдающихся русских полководцев, который вышел из самых низов народа и, достигнув весьма высокого военного поста, остался таким же, каким знавали его в родном подмосковном селе в Коломенском уезде в старые годы.
6 ноября. По случаю предстоящего праздника командарм разрешил
В поле мы выехали сегодня после обеда на «виллисе». С нами Шалин, которого командарм уговорил-таки принять участие в задуманном им деле. Поверх генеральской шинели Катуков подвязал простенький охотничий патронташ. В руках — трофейная двустволка, подарок комбрига Бойко.
Останавливаемся на пахоте. Сквозь низкие облака временами проглядывает солнце. Дует холодный ветер. Вокруг — узкие полоски индивидуальных полей: зябь, клеверище, озимь, тут же грядки еще не убранной капусты — раздолье для зайцев! Вокруг деревушки, перелески. Зайцы, как поясняет Катуков, прячутся в бороздах и в сухой траве, ожидая темноты, чтобы выйти на промысел. А спугнешь косого, и он пойдет петлять по пахоте…
Так и есть! Ошалевший заяц, напуганный голосами, выпрыгивает из канавки метрах в десяти от генерала. Резкий поворот, выстрел, второй — заяц перекувырнулся, бьет лапами, затихает… Есть почин!
Дальше охотники идут цепью: Катуков, Шалин, адъютант командарма, шофер. Два зайца уходят с подбитыми лапами. Уже под вечер удается подстрелить четвертого, Катуков присуждает его, по всем охотничьим правилам, Шалину: его выстрел был последним. Дома Катуков методично и старательно наставляет повара, как надо снимать шкуру с зайца, чтобы не попортить мех: из него же шапку можно сделать!..
Потом за ужином, уминая зайчатину с вареной картошкой, умиротворенно говорит:
— А мне ничего и не надо бы, кроме такой вот жизни. Быть бы после войны лесником где-нибудь у озера: охота, рыба, лес и больше ничего. Я же простой мужицкий сын и жить хочу по-мужичьи…
Катуков с детства сохранил привязанность к простой и неприхотливой пище. Его любимые блюда — щи с грибами, печеная картошка, как лакомство суп с селедочными головами. С восторгом он поедает жареное свиное ухо — в достопамятные времена его детства мальчишкам в деревне всегда оставляли свиные уши, и ему даже в Питер, где он работал мальчиком в молочной фирме, прислали из дому однажды пару таких ушей — он не может забыть этого до сих пор. В качестве особого деликатеса повар выпекает для генерала крендели из ржаной муки, посыпанные крупной солью… Генерал долго молчит, потом вздыхает и добавляет:
— Только не отпустят, наверное, в лесники. Боюсь, что и после войны генералы потребуются. На всякий пожарный случай…
7 ноября.
Под навесом — столовая. Очередь у жбана с водкой, рядом с которым груды бутербродов на закуску: праздничные сто граммов по списку. Отсюда к столу…
Катуков тут же обрушивает на командира бригады кучу вопросов:
— Что сегодня на обед? Борщ, котлеты, рисовая каша, а на закуску колбаса? А ну, попробуем… Позвольте, а почему на столах нет горчицы? Где перец? А хрен? Чтоб было!.. — Потом почти без передышки: — А гвардейские знаки у всех?.. Почему не у всех? Ленточки за ранение все, кому положено, носят?.. Почему не все? У нас их полон склад. А вы понимаете, какое значение имеют гвардейский знак и золотая или красная ленточка на гимнастерке? Ведь это удваивает авторитет ветерана среди новичков, пришедших с пополнением!..
Пока что командарм настроен благодушно. Но вот он увидел нечто такое, что в его глазах выглядит как подрыв основ воинского порядка: бочком-бочком к столу прошмыгнули двое бойцов в гимнастерках без погон. Боже мой, какой тут происходит взрыв гнева!..
— Что такое? Кто такие? Как это так — «не успел пришить на новую гимнастерку»? Не уважаете воинскую форму? Да вы знаете, что такое погон для военнослужащего? Это высший почетный знак того, что Родина доверила тебе ношение оружия! Немедленно возвращайтесь во взвод, приведите себя в порядок и только тогда приходите на обед, а завтра вам обоим наряд вне очереди…
И тут нагоняй всему начальству от командира взвода до комбрига:
— У двоих бойцов не оказалось погонов. Что это — мелочь? Нет! Вы скажете: «Есть отдельные растяпы». Неправильно! Нет настоящей воинской дисциплины — вот что это значит. Нет должной требовательности! Сегодня у вас люди не носят погоны, нарушая тем самым приказ правительства, а начнутся бои, и я уверен — у вас дивизион артиллерии вовремя не придет, вам дадут понтоны — вы их не доставите вовремя на переправу, вы пошлете свои батальоны в атаку, а люди начнут отставать. Простая вещь — погон. А за ним я вижу важные дела. Сегодня у вас люди забывают надеть свои знаки воинской службы, а завтра они дымовые шашки забудут взять, неорганизованно выйдут на рубеж, сорвут выполнение боевого приказа. И вот сегодня у нас с вами великий праздник, а я вынужден вам выговаривать за эти неприятные, будничные вещи. И это только потому, что вы до сих пор не сумели привить своим людям точность, исполнительность, привычку к воинской дисциплине…
В другой бригаде — разговор уже совсем в другом ключе, с пятнадцатилетним воспитанником части Мишей Филатовым, лихим мотоциклистом. Его отца убили гитлеровцы, а мать умерла, и командир роты технического обеспечения старший лейтенант Фомин подобрал сироту…
— Ну как, солдат, хочешь стать офицером?
— Хочу шофером…
— Ну что ж, можно и шофером, тоже специальность неплохая, — улыбается Катуков. Потом, заметив, что у парня под мышкой порвана шинель, вдруг спрашивает:
— У тебя иголка есть?