Люди среди людей
Шрифт:
На первый взгляд могло показаться, что Америка 1932 - 1933 годов процветает. Великолепные по своей архитектуре города, толпы хорошо одетых людей на улицах, отлично оборудованные научные учреждения.
Но в Гватемале и Гондурасе агрономы с удовлетворением поведали путешественнику, что банановые плантации поражены фузариозом - болезнью, которая губит плоды. При нынешних обстоятельствах это бедствие стало величайшим благодеянием. Ведь девать бананы и без того некуда, а фузариоз уменьшает конкуренцию, сокращает производство. Еще в 1930 году, во время своей второй поездки в Америку, Вавилов слышал, как видный калифорнийский агроном радовался, глядя на недавние посадки апельсинов: «Хорошо, что эти плантации так молоды, а то что бы мы стали делать с урожаем?» Спустя два года кризис еще больше разорил садоводов. В США и странах Центральной Америки советский ученый ехал целые мили мимо садов, обреченных на гибель: никто
В Чили остановилась работа в копях, где разрабатывалось ценнейшее удобрение - селитра. Зато Бразилия, огромная страна, превышающая размерами Соединенные Штаты Америки, начала производить новое, неслыханное в истории агрономии удобрение: золу кофейных зерен. По распоряжению правительства упавший в цене знаменитый бразильский кофе начали сжигать в специальных печах и золу вывозить на поля. До столь рационального способа додумались не сразу. Сначала, между 1927 и 1932 годами, кофе в мешках выбрасывали в океан.
С кофейной трагедией Вавилову пришлось столкнуться, едва он ступил на бразильскую землю. Это произошло в середине декабря 1932 года. Самолет совершил посадку в одном из южных штатов страны, Сан-Паулу, в порту Сантус. Вот уже полтораста лет этот крупный морской порт служил для вывоза кофе на международный рынок. В конце XVIII века кто-то случайно завез в Бразилию семена кофейного дерева, и растение это, извечно произраставшее в Аравии и Абиссинии, обрело на южноамериканской земле свою вторую родину. И пе просто вторую, но надо сказать - любимую родину. Штат Сан-Паулу к началу XX века давал девять десятых мировой продукции кофе, и порт Сантус едва справлялся с вывозом главного богатства страны. Теперь морские ворота Бразилии служили совсем иной цели. Правда, Вавилов нашел портовые причалы заваленными кофе, но судьба этих кофейных гор была предрешена. В надежде поднять цены на товар экспортеры кофе уже утопили сто миллионов центнеров и готовились продолжить свое дело.
Эта несуразность показалась ученому еще более дикой, когда по красивой дороге автомобиль помчал его от океана к городу Сан-Паулу. Поднимаясь, дорога прорезала несколько сельскохозяйственных зон. Сначала по сторонам зазеленел сахарный тростник, его сменили пышные апельсиновые сады, а еще выше пошли целые леса кофейного дерева. Именно леса, ибо в штате Сан-Паулу кофе занимает до двух миллионов гектаров. В столице штата Николай Иванович нашел «первоклассный», как он записал в дневнике, Агрономический институт, также занятый проблемами кофейного дерева. Но ни усилия ученых, ни прекрасные почвы и подходящий климат не способны были спасти от разорения граждан богатейшей страны. Кризис…
…Хотите увидеть настоящий девственный лес Южной Америки?
– предложил как-то русскому гостю ботаник Хене, сотрудник биологического института в Сан-Паулу. Шел десятый день пребывания Вавилова в Бразилии. Конечно же, он хочет. Но разве тропические леса лежат так близко к городу? Оказывается, здешние ботаники специально сохранили в виде заповедника большой кусок диких джунглей. Они построили на краю леса маленькую гостиницу (никакой прислуги, постели готовы, консервы и сухари хранятся в плотно закрытых контейнерах), проложили через болотистый грунт деревянные мостки. Каждая из таких дорожек носит имя одного из великих натуралистов прошлого: тропа Линнея, стежка Ламарка…
Несмотря на мостки, отправляясь в лес, пришлось запастись водонепроницаемой обувью и плащами - в тропическом лесу дождь идет по два-три раза в день. Что сказать о тысячекратно описанном девственном лесе тропиков? Не лучше ли послушать самого путешественника?
«Когда идет дождь, все замолкает, вся жизнь притихает. Но вот ливень прошел, показалось голубое небо, засияло солнце, и все ожило. Начинается невероятная трескотня цикад, какой-то своеобразный шелест, треск сучьев. Вылетает множество колибри, разнообразных насекомых, среди которых то и дело можно видеть огромных, изумительно красивых голубых перламутровых бабочек… В этом лесу огромное количество наклонившихся, упавших деревьев. Все эти погибающие деревья быстро покрываются эпифитами и сами по себе представляют целую флору орхидей, папоротников - эпифитов… Это богатство растительной жизни - самая характерная особенность тропиков. На ничтожном клочке в две тысячи гектаров флористы, исследовавшие его, нашли более двух тысяч видов высших цветковых растений, то есть флору большой европейской страны. Это не считая мхов, водорослей, грибов, которые, вероятно, еще в два раза должны увеличить видовой состав этого маленького типичного уголка влажных теплых тропиков.
Особенность тропических лесов Южной Америки та, что они почти не знают крупных животных. Но зато там огромное количество мелких животных, начиная с обезьян всех цветов - рыжих, бурых, черных, пятнистых, лазящих по деревьям, цепляющихся одна за другую. Все это кричит, пищит… Изредка можно слышать рев ягуара, единственного крупного животного… После дождя вылетают райские птицы и пестрые попугаи, которые наполняют воздух своим своеобразным рокотом».
Что особенно привлекает Николая Ивановича в тропическом лесу? В тропических зарослях становятся явственными сложные взаимоотношения разных видов, тут виднее пути эволюции жизпи, развитие растительных форм. Недаром в тропики стремились всегда естествоиспытатели-философы, такие видные творцы научной биологии, как Гумбольдт, Уоллес, Дарвин, Аза Грей. Для дарвиниста и эволюциониста экскурсия в лесную лабораторию - что-то вроде посвящения в орден рыцарей большой биологии. Вступив под мрачные влажные своды, Вавилов забыл обо всех опасностях, которые подстерегают здесь путешественника: о болотах и трясинах, о миллионах жаждущих крови клещей, муравьев, москитов, о ядовитых листьях некоторых растений. Восторженность слышится в тех строках дневника, которые повествуют о поездке в тропический лес: «…Каждый натуралист должен побывать в тропиках, чтобы хоть один раз ощутить все буйное развитие жизни, всю гамму красок животного и растительного мира, все сложные взаимоотношения от живого к неживому, от эпифитов к паразитам, чтобы почувствовать созидательную силу жизни».
В тропическом бразильском лесу Вавилову посчастливилось побывать еще раз. К вечеру 2 января 1933 года гидроплан сел возле города Белен. Вавилов взглянул в иллюминатор и не увидел ничего, кроме коричневых волн, которые плескались у самого брюха гидроплана. Это не был океан, и в то же время кругом, куда доставал глаз, простиралась водная поверхность. «Амазонское море, устье великой реки, - пояснил спутник, - здесь, возле Белена, оно достигает трехсот километров в ширину».
И вот уже маленький пароходик, покинув устье Амазонки, пробирается вдоль южного рукава. Публика на палубе демонстрирует гостю разнообразие речной фауны; шныряющих у самого борта синих, розовых, голубых рыб, лениво раскинувшихся на берегу аллигаторов. (Через несколько дней на званом обеде Николаю Ивановичу преподнесли на первое типичное бразильское кушанье: кусок вареного крокодила. Отведав блюдо, похожее на рыбный студень, путешественник отнюдь не осудил его.) Но ботаника более всего интересует все-таки мир тропических растений. Пальмы. В долине Амазонки их насчитывается до восьмисот видов. На них хочется смотреть без конца. «Нигде в мире нет такого разнообразия… Особенно эффектны большие группы пальм с их стройными стволами, с кронами, поднятыми кверху, с яркими, собранными в зонтики или в метелки плодами… То сочетаясь группами, то произрастая порознь, они представляют такое разнообразие форм, от которого трудно оторвать взор».
Пароходик ныряет в глухой коридор, образованный ветвями каких-то мощных деревьев. Приятно встретить старых знакомцев: ведь эти гиганты с густой листвой - какао. Здесь в лесу, на своей родине, они куда крупнее, чем их культурные собратья на плантациях в штате Байа. Только ромбовидные плоды, которые сидят у этого дерева прямо на стволе, у культурных сортов несколько более крупные. Если вскрыть оболочку, под ней приятная на вкус и вполне съедобная мякоть, в которой вкраплены семена. Индейцы охотно едят пульпу. Но плантаторов интересуют только семена, из которых после обработки можно получить знаменитый на весь мир порошок бразильского какао. До пятисот центнеров порошка дает одно такое дерево! К великой печали бразильцев, с какао произошло то же самое, что с каучуковым деревом: оно рассеялось по свету, и владельцам плантаций в Байо приходится вести борьбу не на жизнь, а на смерть со своими конкурентами из Африки и Центральной Америки.
А вот и еще один колосс. Вавилов спешит навести свою фотокамеру на американский орех невероятного роста. Спутники интересуются, знает ли русский коллега, что это такое. Еще бы не знать! Колосс Амазонки дает самые вкусные в мире орехи. Ядро порой на три четверти состоит из нежного «перламутрового масла». Одно плохо: скорлупа у этого ореха невероятно тверда, и горе тому, на кого обрушится этот тяжеловесный шар!
Все дальше плывет пароход мимо стаи обезьян, которая провожает его истошными криками, мимо небольших селений негров и индейцев, коренных жителей Амазонки. Это именно селения, даже деревней не назовешь те несколько хижин, что сгрудились на невысоком, кое-как очищенном от леса холмике. Посевов не видно. Домашних животных тоже нет. Чем живут эти лесные люди? Нищие? Да. Но нищие на свой особый, тропический манер. Как ни страшны леса Амазонки, погибнуть с голоду здесь невозможно. Круглый год, сменяя друг друга, плодоносят здесь сотни видов плодовых деревьев. Дикие плоды, конечно, не так хороши, как садовые, но если добавить к фруктовому меню мясо обезьян, рыбу, птицу, аллигаторов, то, оказывается, можно прожрить в лесу и без посевов.