Люди среди людей
Шрифт:
Абиссинская эпопея без всякого снисхождения испытывает человеческие качества участников экспедиции. Каждый день приходится на практике доказывать твердость своей теоретической позиции. Вот навстречу каравану с винтовками наперевес выходит шайка разбойников, которая объявляет себя «заградительным отрядом». Перед лицом опасности солдаты и погонщики, вчерашние лихие драчуны и скандалисты, вдруг вянут и начинают с надеждой поглядывать на начальника каравана. Вавилов принимает, очевидно, самое разумное из возможных решений: дарит атаману две последние из оставшихся в запасе бутылки коньяку и ночью под носом у перепившейся шайки уводит людей и мулов в безопасное место. Он не теряет присутствия духа и после того, как в северном горном районе гибнет несколько вьючных животных. Может быть, выбросить часть растительных образцов? Ни за что! Каравану подается команда спешиться
…Виктор Евграфович Писарев как -то подарил мне почтовую открытку, посланную Николаем Ивановичем 3 апреля 1927 года из города Асмара (Эритрея): «Дорогой Виктор Евграфович, спешу сообщить Вам, что Абиссинский поход закончен. Сделано то, что…» К сожалению, прочитать, что именно сделано, невозможно: кто-то из домашних пожелал, очевидно, вставить в рамку нарисованного на обороте негритенка и отрезал весь текст. Впрочем, и так известно: итоги экспедиции превзошли все ожидания. Полностью подтвердилось то, о чем Николай Иванович писал вскоре по приезде в Аддис-Абебу: «По пшеницам находки здесь исключительной важности. Вся группа durum (твердых.
– М. П.)… центрируется здесь». И еще: «Здесь совсем особый центр… и вся поездка моя осмыслится завершением Абиссинского центра». Сто двадцать посылок, отправленных из Восточной Африки, доставили в Ленинград шесть тысяч образцов культурных растений - во много раз больше, чем дала какая-либо другая страна мира.
Поездка по странам Средиземного моря на этом не закончилась. После Эритреи была Италия, потом Южная Франция, Испания, Португалия. На обратном пути, направляясь домой, Вавилов обследовал также горы Южной Германии. Письма с дороги сохранили для нас целую гамму живых интонаций путешественника. Он все еще с обидой и затаенной завистью поглядывает в сторону Египта; как ботаник чуточку гордится собой («Я насобачился видеть вещи невидимые»). Приставленные испанской полицией «ангелы-хранители» настраивают ученого на юмористический лад, а старые знакомые - донкихотовы мельницы на холмах Ламанчи - вызывают трогательную улыбку. Случается ему бывать и резким, особенно если речь заходит о чьих-то «глупых» научных ошибках. Но какие бы чувства ни рождались в душе, голос Вавилова всегда сохраняет ту абсолютную искренность, которая дана лишь людям чистых помыслов. Эта искренность звучит и в строках, обращенных к жене: «Как Агасфер мотаюсь по Вселенной. О, если бы ты знала. дорогая, как мне надоело мотаться…»
Глава восьмая
ЗА ОКЕАН
1932 - 1 933
Мне очень по душе нарушение основного закона Ньютона - закона инерции покоя, превращения его в инерцию движения.
Н. И. Вавилов
У него была причуда, над которой охотно, хотя и беззлобно подшучивали современники: за пределами семьи он не любил говорить о себе в первом лице. Доклады президента ВАСХНИЛ и директора Института растениеводства полны сложных ухищрений, направленных на то, чтобы как-нибудь обойти ненавистное местоимение «я». Даже в том единственном литературном жанре, где «я» кажется абсолютно незаменимым - в автобиографии, - академик Вавилов ухитряется именовать себя в третьем лице.
Особенно забавно это выглядело в переписке с сотрудниками. Единственный организатор и участник зарубежных экспедиций академик Вавилов упорно обращался к своим коллегам как бы от лица некой группы. «Мы тронули немного картофель», - пишет он вировцам из Южной Америки, после того как разыскал новые виды и сорта картофеля. «Мы сердиты на Вас за то, что Вы ничего не пишете», - выговаривает он находящемуся в экспедиции профессору Букасову.
В этой странной, на первый взгляд, манере не было ничего показного. Точно так же руководитель многотысячного научного коллектива никогда не пользовался в переписке с подчиненными формулой «предлагаю Вам», заменяя ее уважительным «прошу Вас». Это было для него столь же естественно, как помнить имя и отчество каждого сотрудника института, знать, кто чем занимается, к чему стремится. Личная скромность всегда соседствовала у него с глубоким уважением к чужой личности.
Оставим, однако, причуды ученого и задумаемся над письмом из Нью-Йорка, которое Николай Иванович послал в сентябре 1932 года. Только что окончился VI Международный конгресс генетиков, где советский делегат не только выслушал сообщения крупнейших биологов мира, но и сам выступил с двумя докладами, которые привлекли всеобщий интерес. И вот после серьезнейшего международного экзамена русский ученый удовлетворенно заявляет: его научный путь верен. Каков же он, этот путь?
На одном из международных конгрессов Джон Рассел назвал Николая Вавилова «наиболее выдающимся из путешествующих биологов наших дней». С оценкой Д. Рассела, выдающегося почвоведа, нельзя не согласиться. Биологическая наука вкусила от вавиловских экспедиций поистине богатейшие плоды. Его статьи и монографии, немедленно переводимые за границей, обратили внимание биологов мира на то, как велико разнообразие форм культурных растений, каковы закономерности расселения этих растений по земному шару. Первоначальная идея несколько изменялась, уточнялась: вместо пяти открытых вначале локусов - центров - автор теории в конце 30-х годов говорил о семи географических областях происхождения культурных растений. Но в целом его учение о центрах встретило безоговорочное признание самых крупных биологов эпохи.
Импонировали исследователям Европы и Америки и попытки советских растениеводов пустить собранные дикие и культурные растения в массовое скрещивание. Дело это, все знали, нелегкое. Дальние родичи, собранные на разных материках, упорно не желают вступать в браки. Но ученые из ленинградского института и тут добились успеха.
«Вавилов и сотрудники Института растениеводства в Советском Союзе ряд лет энергично занимались изучением центров происхождения культурных растений и… пришли к таким выводам, которые имеют значение и для более широкой проблемы происхождения видов, - писал крупнейший генетик XX столетия Томас Гент Морган.
– Вавилов полагает, что, изучая существующие виды в мировом масштабе, в их географических центрах, мы достигнем более ясного представления о тех условиях, в которых шла эволюция. Практическое значение этой работы очевидно… При введении в культуру большого числа диких форм и скрещивании их с формами культурными и с другими дикарями открываются блестящие перспективы для получения новых комбинаций признаков, нужных сельскому хозяйству. В то же время результаты таких исследований помогут разрешить некоторые проблемы происхождения видов».
Американец Морган из своего далека заметил важную сторону в деятельности русского коллеги: «географизм» Вавилова равно одаривал и теорию науки, и практику.
В феврале 1932 года Николай Иванович в одном из писем сообщал, что в коллекции ВИР накоплено уже 28 тысяч образцов пшеницы, 13 тысяч ячменей, 8 тысяч овсов, 22 тысячи образцов зернобобовых культур и 6 тысяч масличных. «Огромные материалы, которые собраны ВИРом и за которыми нередко обращаются из-за границы… бесспорно исключительная ценность, которая позволяет селекцию и семеноводство Союза поставить на новые рельсы, выделить из мировых ресурсов все для нас самое ценное».
В этом утверждении не было ни грана хвастовства. Четыре года спустя двадцать миллионов гектаров - 15 процентов посевных площадей Советского Союза - оказались засеянными сортами и культурами, которые добыл в своих дальних странствиях директор Института растениеводства и его сотрудники. Шведские овсы «золотой дождь» и «победа», пивоваренные ячмени из Чехословакии, американские сорта кукурузы, американские и египетские хлопчатники прочно вошли в селекционный и хозяйственный обиход страны. Половина площадей, занятых в Советском Союзе овощными культурами, тоже засевалась отборными иностранными сортами. В советских субтропиках плодоносили цитрусовые из Флориды, Китая, Японии. «Основной этап производственной интродукции по главнейшим посевным и овощным культурам можно считать уже пройденным, - докладывал Вавилов на сессии ВАСХНИЛ в декабре 1936 года.
– Ценность ассортиментов передовых земледельческих стран нам в значительной мере известна, и они использованы».