Людоед на первом этаже
Шрифт:
– Одну секунду, - сказал Малколм.
– Короткий день, - твердо произнес старик.
– Пошли, - еще тверже произнес Людоед.
Несмотря на все их усилия задержаться, через две секунды они оказались за дверями магазина, каждый сжимая ненужный им розовый футбольный мяч. В дверях магазина щелкнул ключ. За стеклом опустились жалюзи, с надписью: «ЗАКРЫТО». Это был конец. Когда Людоед повел их к автостоянке, Малколм отчаянно посмотрел на Каспара:
– Короткий день означает, что мы останемся такими до завтрашнего обеда.
– Знаю, - ответил
– Ты сам виноват. Ты назвал меня лжецом. Берегись. Не забывай, что я теперь больше тебя.
– Подумаешь!
Людоед обернулся, посмотрев на них с самым зловещим видом:
– Вас что-то беспокоит? Надеюсь, ничего такого, что я не мог бы решить, столкнув вас лбами? И как насчет того, чтобы сказать спасибо за футбольные мячи?
– О… спасибо, - произнесли они и, чувствуя себя несчастными, последовали за ним в машину.
Когда он подбросил их к школе, они остались стоять за воротами, размышляя, что, во имя всего святого, им делать с мячами. Они были такими розовыми!
– Полагаю, он старался быть добрым, - тоскливо произнес Малколм.
– Может, они понравятся Гвинни?
Каспар подумал, что никогда не ненавидел Людоеда больше, чем сейчас.
– Не понравятся. Она ненавидит розовый. Давай попробуем оставить их в раздевалке. Кто-нибудь обязательно их украдет. Что нам делать?
– Остаться такими до завтра, полагаю, - Малколм тяжело вздохнул.
– Звонок. Пошли.
Они поплелись в школу, готовясь пережить остаток дня. Каспар надеялся, что будет не слишком тяжело, поскольку у класса Малколма после обеда был футбол. Но Малколм играл за вратаря. Каспар, который любил быть впереди, никогда в жизни не стоял на воротах, и пропускал почти каждый гол.
– Я думал, футбол – то, в чем ты действительно хорош!
– с отвращением сказал ему кто-то после урока.
– Да, - огрызнулся абсолютно измотанный и злой Каспар.
– Но я сегодня утром сломал руку о Дейла Кёртиса.
И он ушел в раздевалку, страстно желая оказаться дома. К его раздражению, тот мальчик, извиняясь, последовал за ним. Каспар как раз собирался избавиться от него, когда ему пришло в голову, что Малколм мог бы с ним подружиться — или он мог бы, если ему придется быть Малколмом до конца жизни. Так что по пути они обсуждали, как ужасен Дейл Кёртис. Розовые футбольные мячи по-прежнему лежали в раздевалке. Никто не захотел их даже украсть. Малколм тоже был там, с ужасом глядя на мячи.
– Что это такое?
– спросил мальчик.
– Глазные яблоки людоеда, - ответил Каспар.
Малколм зашелся не совсем здоровым смехом.
– У него не все дома, да?
– спросил мальчик.
– Нет, но сегодня он немного сам не свой, - сказал Каспар.
Они с Малколмом пошли домой вместе, прижимая к груди мячи и скорбно размышляя о всех возможных неприятностях и недопониманиях, ожидающих их дома.
– Но никому не рассказывать, - настаивал Малколм.
– Ни одной проклятой душе, - согласился Каспар.
– Каспар подружился с Малколмом, - доложил Джонни Гвинни. – Можешь себе представить? В доказательство этого у обоих есть
– Зачем?
– спросила Гвинни.
– Можно взять у тебя плитку ириски?
– Только если ты уйдешь. Мне надо заняться экспериментами. Если хочешь знать мое мнение, в этом есть нечто зловещее. В школе Каспар был ужасно странным.
Каспар был абсолютно уверен, что Джонни что-то подозревает, но ничего не мог поделать. Он старался изо всех сил, чтобы вести себя как Малколм. Поднявшись в чистую комнату, он аккуратно положил розовый мяч в застекленный шкаф, как наверняка поступил бы Малколм. Но как только вошел Дуглас, Каспар понял, как мало на самом деле знает о привычках Малколма, и удрал вниз, пока Дуглас не начал задавать неудобные вопросы. Там он обнаружил, что Малколм справился со своей частью трудностей. Войдя в кухню Каспар, увидел, как Малколм помогает Салли собирать ужин и весело болтает с ней. Салли, думая, что это Каспар, счастливо отвечала ему.
Каспар стоял в дверях, охваченный ревнивой яростью и подозрением. Он знал, что неблагоразумен. Он знал, что теперь Салли должна быть матерью и Малколму тоже. Но не мог побороть ощущение, что это ужасно коварный трюк. А самое худшее состояло в том, что Малколм выглядел таким веселым, и у Каспара возникла ужасная мысль, что, если они и найдут антидот, Малколм так наслаждается своим пребыванием в теле Каспара, что может захотеть в нем остаться. И что тогда будет с ним? При первой же возможности Каспар поймал Малколма в столовой.
– Ты жалкий воришка! Чего ты добиваешься, подлизываясь к моей матери?
– Я не подлизываюсь!
– возмущенно возразил Малколм.
– Я держался подальше от Джонни. И с Салли приятно разговаривать. Она мне нравится.
– Но не когда она думает, что ты — это я. Почему ты не разговариваешь с ней так в собственном облике, если она тебе так нравится?
– спросил Каспар, стиснув зубы.
– Потому что это непросто. Потому что Дуглас… В любом случае, ты же не думаешь, будто мне нравится быть тобой, а?
– Нет, но мне нравится, - ответил Каспар и помчался к кабинету Людоеда, испытывая одновременно гнев и облегчение.
Однако настоящая проблема возникла после ужина, когда Людоед потребовал мира и тишины, и все убрались наверх. Тогда Каспар вынужден был пойти в ту же комнату, что и Дуглас, и усиленно стараться вести себя как Малколм перед человеком, который, вероятно, знал Малколма лучше всех. Он страшно нервничал. Дуглас сел за стол у окна и разложил кучу книг. Надеясь, что поступает правильно, Каспар сел напротив и открыл школьный рюкзак Малколма. В качестве Малколма, ему задали французский и математику. Он начал писать задания мелким аккуратным почерком Малколма, но со своими собственными мозгами, которые нашли задания легкими и скучными. Таким образом, у него оставалось немало резерва, чтобы поразмышлять, и он невольно подумал, что работать таким образом — вместо того, чтобы валяться на неопрятной кровати, как он обычно делал — очень по-взрослому и даже приятно. Он начал чувствовать некоторое самодовольство и заинтересовался, справляется ли Малколм так же хорошо.