Людоед на первом этаже
Шрифт:
Результатом стало самое чудное, кружащееся, дурманящее, вызывающее тошноту ощущение. Каспару пришлось закрыть глаза. Он чувствовал себя так, словно его подняло небольшим вихрем и опустило на землю, повернув лицом в другую сторону. Изо всех сил сдерживая тошноту, он открыл глаза и уставился на бледное лицо напротив. После чего он снова закрыл глаза, открыл их, и вытаращился в недоверчивом ужасе. Хотя он нечасто смотрел в зеркала, он мог узнать собственное лицо.
Рот на его лице открылся. Его собственный дрожащий голос произнес:
–
– Что произошло? – спросил Каспар, надеясь, что это не то, чего он боится.
Но надежда почти исчезла, когда он обнаружил, что говорит холодным ясным голосом Малколма. Он живо развернулся и бросился к зеркалу, и фальшивый Каспар напротив него сделал то же самое. Они боролись и толкались, чтобы занять место перед зеркалом. Вот так – пихаясь и толкаясь руками и ногами гораздо короче и слабее, чем те, к которым он привык – Каспар сумел посмотреть в свои глаза. И, конечно же, это оказались холодные серые глаза Малколма. Над ними находились гладкие волосы Малколма, под ними – нос Малколма и его аккуратный рот. А рядом Малколм смотрел карими глазами Каспара на взъерошенные черные волосы Каспара с выражением абсолютного ужаса на лице Каспара.
– Какой антидот? – спросил Каспар голосом Малколма.
– Не знаю, - беспомощно ответил Малколм голосом Каспара.
– Так давай выясним! – отчаянно произнес Каспар.
– Малколм! Каспар! – крикнула Салли с первого этажа. – Если вы не спуститесь сию же минуту, вы опоздаете в школу!
– Что будем делать? – спросил Малколм.
– Мы должны спуститься, - ответил Каспар. – Мы лизнули совсем немного. Может, оно скоро выветрится.
– Поторопитесь! – прогремел голос Людоеда.
После этого ни один из них не посмел больше медлить. Каспар бросился через лестничную площадку за портфелем, Малколм подхватил свой, и они друг за другом помчались вниз на кухню.
Дуглас как раз вставал, собираясь уходить.
– Ты взял не тот портфель, - сказал он Каспару, думая, что это Малколм.
– И Каспар тоже, - заметила Гвинни.
– Вы двое хорошо себя чувствуете? – спросила Салли. – Вы оба бледные как привидения. Времени на хлопья не осталось. Вот ваши яйца.
Мысль о яйцах – или о чем бы то ни было еще – после того порошка вызвала у обоих тошноту.
– Не думаю, что хочу яйцо, - слабо произнес Малколм.
Людоед поднял голову от газеты и пронзил его взглядом.
– Твоя мать приготовила его, так что ты его съешь. И сотри это выражение с лица, мальчик.
Каспар посмотрел на свое яйцо с отвращением и молчаливым негодованием. Людоед всегда придирался к нему – не к Малколму. И даже если на этот раз он на самом деле придирался к Малколму, это было нечестно.
– Я тоже не хочу яйцо, - сказал он.
– Ты слышал, что я сказал Каспару, - сказал Людоед и снова спрятал голову за газетой.
Оба неохотно срезали верхушки у яиц и начали мусолить содержимое. Каспар заинтересовался, что нашло на того чокнутого, который первым придумал, что яйца могут быть едой.
– Лучше иди, Джонни. И ты, Гвинни, - сказала Салли. – Нет смысла еще и вам опаздывать.
Встав, чтобы уйти, Джонни остановился позади стула Малколма. Приняв его за Каспара, он прошептал:
– Правда или нет?
Каспар увидел, как выражение полнейшей озадаченности разливается по его собственному лицу. Его глаза взглянули на него, прося помощи. Он незаметно кивнул.
– Правда, - твердым шепотом ответил Малколм.
Джонни выглядел удовлетворенным.
– Заканчивай со своим завтраком, Каспар, - велела Салли.
Джонни и Гвинни ушли. Настоящий и фальшивый Каспары снова принялись за яйца. Каждый надеялся, что порошок выветрится, прежде чем им придется отправляться в школу, поскольку в таком состоянии они идти туда точно не могли. И каждый был решительно настроен ни за что и никогда не говорить, что произошло, ни единой живой душе. Одна мысль о том, как Джонни будет смеяться, вызывала у Каспара судороги. Вероятно, Дуглас будет смеяться даже громче. По крайней мере, Каспар видел, что Малколм чувствует по этому поводу то же самое, что и он. Его собственное лицо было невероятно легко читать. Мысли Малколма порхали по нему почти так же ясно, как если бы он их озвучивал. Это была самая странная часть во всем ужасном опыте. Раньше Каспар никогда не мог понять, что думает Малколм. Он заинтересовался, находит ли Малколм его лицо столь же легко читаемым.
Они тянули время, занимаясь ерундой. Поскольку порошок явно не собирался выветриваться, оба схватились за головы и попытались выглядеть больными. Оба оставили яйца недоеденными.
– С меня хватит, - произнес Людоед. – Моя машина будет стоять перед домом через минуту. Если мне придется заходить за вами, поездка для обоих окажется весьма неприятной.
Они поняли, что ничего не поделаешь, и пошли за пальто. Естественно, каждый машинально взял свое, и им пришлось меняться, поскольку пальто Малколма не налезало на тело Каспара. И точно так же им пришлось поменяться портфелями.
– Если мы не можем избавиться от этого, - прошептал Малколм, - полагаю, мы должны поменяться и классами. Согласен? Я совсем не могу понять, что ты думаешь.
Это удивило Каспара, и несколько мгновений он размышлял.
– Знаешь, - сказал он. – Мне кажется, твое лицо плохо передает эмоции. Я тоже никогда не мог понять, что ты думаешь.
– Серьезно? – в немалом изумлении спросил Малколм. – Но я всегда знаю, что я…
Из кухни вышла Салли, уже в пальто.
– Вы двое еще здесь! – воскликнула она. – Немедленно бегите в машину.
К тому времени, как они вышли из парадной двери, большой палец Людоеда лежал на клаксоне, а его лицо напоминало грозовую тучу.
– Мы с Салли, - сказал он, - опоздаем на работу. И я уже начинаю рассматривать возможность взять выходной и помочь вашему директору высечь вас.
Он довез их до школы и выбросил у главных ворот. Поскольку, когда они прибыли, один из учителей как раз входил в ворота, Каспар и Малколм оказались беспомощны. Они могли лишь поспешить к рядам людей, направляющихся к Актовому залу, и не забыть присоединиться к классу, которому соответствовали их тела.