Людовик IX Святой
Шрифт:
Разобравшись с сеньорами Западной Франции и английским королем, Людовик послал два войска в Лангедок. Граф де Фуа тут же отпустил графа Тулузского, а король немедленно освободил графа де Фуа от его вассальных обязанностей по отношению к Раймунду VII, ставшему 15 октября его врагом. Раймунд VII был вынужден просить прощения у короля и стал молить Бланку Кастильскую заступиться за него перед сыном. Король дал согласие, и в январе 1243 года граф Тулузский подписал в Лоррисе новый договор, согласно которому отказывался от Нарбонны и Альби, обещал снести несколько замков, покончить на своих землях с еретиками (лучше поздно, чем никогда) и исполнить наконец свой обет крестового похода.
Усмирение Юга продолжалось несколько лет и закончилось тем, что несколькими разрозненными пунктами сопротивления стало меньше. Один из эпизодов осады Монсепора в 1243–1244 годах превратился в легенду. Бальи Гуго д’Арси осадил цитадель, поскольку его сеньор, отказываясь признать мирный договор в Лоррисе, продолжал мятеж против короля. Возможно, в случае капитуляции осажденным была обещана жизнь, но прощены были только рядовые мятежники; признавшие себя еретиками нашли смерть на костре. Таковы были последние антикоролевские выступления на Юге. Людовик Святой вменил в обязанность своим должностным лицам, а после 1249 года — брату Альфонсу де Пуатье, ставшему преемником своего тестя Раймунда VII, помогать Церкви в расправе над последними еретиками,
В 1244 году короля, перенесшего два года назад, в конце войны в Пуату, тяжелую болезнь, настиг приступ, вероятно, все той же дизентерии, которая нередко изматывала мужчин и женщин Средневековья и рецидивы которой не оставляли Людовика IX всю жизнь. Он слег в Понтуазе 10 декабря, незадолго до дня святой Люции. Ему становилось все хуже; опасались смертельного исхода. С мыслями о том, чтобы жить в согласии с Богом, Церковью и собственной совестью — а перед лицом смерти это стало особенно важно, — 14 декабря Людовик назначил двух арбитров для урегулирования своих разногласий с капитулом Нотр-Дама. По всему королевству шел сбор пожертвований, отправлялись молебны и торжественные службы. По обыкновению, заведенному в отношении умирающих королей, его мать повелела привезти в Понту-аз драгоценные реликвии из королевской капеллы, чтобы король смог к ним прикоснуться. Настал день, когда всем показалось, что он умер. Жуанвиль, перенеся действие в Париж, повествует:
Он был уже, как говорили, настолько плох, что одна из женщин, ухаживавших за ним, готова была натянуть простыню ему на лицо и говорила, что он мертв. Вторая же, стоя с другой стороны ложа, возразила против этого, сказав, что душа его еще не отлетела. И стоило ему услышать препирательства этих женщин, как Господь наш свершил над ним чудо и немедля вернул ему здоровье; ведь перед тем он потерял дар речи. И едва заговорив, он потребовал, чтобы ему дали крест… [223]
223
Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 61–63. См. рисунок Мэтью Пэриса, на котором изображен больной король, — ил. 6.
Отношение к королевскому обету было неоднозначным, как неоднозначно было в середине XIII века отношение христианского мира к крестовым походам [224] . Воодушевление XII века (не всегда разделяемое христианскими государями) в значительной мере спало [225] . Стремление к ним отбивали все новые и новые поражения: в Третьем крестовом походе (1189–1192) их потерпели Фридрих Барбаросса, Ричард Львиное Сердце и Филипп Август; провалился Четвертый крестовый поход — так называемый «поход французских баронов» (1199), выступивших против Константинополя (1204); не был успешным и Пятый крестовый поход (1217–1221). Детский крестовый поход 1212 года — не более чем трогательный и драматичный эпизод, закончившийся катастрофой. Шестой крестовый поход (1228–1229) Фридриха II, поход отлученного императора, закончился скандальным успехом отвоевания Иерусалима христианами ценой заключения позорного мира с мусульманами.
224
Библиография крестовых походов необозрима. Два библиографических справочника:
Attya A. S. The Crusades: Historiography and Bibliography. Bloomington, 1962;
Mayer H. E. Literaturbericht uber die Geschichte der Kreuzzuge // Historische Zeitschrift. Munchen, 1969. Sonderheft 3. S. 642–736.
Ежегодный обзор новых работ, публикуемый в Бюллетене Общества по изучению крестовых походов и Латинского Востока (Society for the Study of the Crusades and the Latin East).
Обобщающие труды P. Груссе (Grousset R. Histoire des croisades et du royaume franc de Jerusalem: 3 Vol. P., 1975) и С. Рансимэна (Runciman S. 3 vols. 1951–1954) устарели.
Монументальное коллективное издание под редакцией К. М. Сеттона: Setton K. M. A History of the Crusades: 5 vol. Pennsylvania University Press, 1955–1985 — содержит справочный материал.
Не столь объемные, но надежные издания:
Balard М. Les Croisades. P., 1988;
Morrison C. Les Croisades. P., 1969; The Crusades: Motives and Achievements / Ed. J. A. Brundage. Boston, 1964;
Mayer H.E. The Crusades. Oxford, 1988.
Сборник коротких и неровных, но нередко наводящих на размышление статей см. в изд.:
Les Croisades // L’Histoire. P., 1988;
Cardini F. Le crociate tra i mito e la storia. Roma, 1971.
О праве и идеологии крестовых походов:
Riley-Smith L. and J. The Crusades: Idea and Reality, 1095–1274. L., 1981 \ Alphandery P., DuprontA. La Chretiente et l’idee de croisade: 2 vol. P., 1995;
Brundage J. A. Medieval Canon and the Crusader. Madison, Milwaukee, 1969;
Richard J. L’Esprit de la croisade. P., 1969;
Rousset P. Histoire d’une ideologie de la croisade. Lausanne, 1983;
Kedar B. Z. Crusade and Mission: European Approaches toward the Muslims. Princeton, 1984.
Об исторической обстановке крестовых походов:
Cahen С. Orient et Occident au temps des croisades. P., 1983;
Holt P. M. The Age of the Crusades. L., 1986.
225
О критике крестовых походов в Средние века:
Thorp P.F. Criticism of the Crusade. Amsterdam, 1940;
Siberry E. Criticism of Crusading: 1095–1274. Oxford, 1985.
И все-таки нашелся один трувер, апологет Людовика Святого-крестоносца. Он восторгался тем, что некто, «неколебимый в своей вере, поистине безупречный человек», известный «святостью жизни, честностью, чистотой, не запятнанный грехом и богохульством», стал крестоносцем в тот момент, когда обычно несут епитимью. Он знал, что во время болезни королю было видение, и поэт вложил в его уста такие слова: «Ибо уже давно дух мой за морем, и вот, если будет угодно Богу, тело мое отправится туда же и завоюет землю сарацин…», и вопреки тому, что нам известно по другим источникам, трувер утверждает: «Все возрадовались и возликовали, когда услышали короля…» [226] Безусловно, этот трувер-агитатор выражает чувства идеалистически настроенного народного большинства. Но политики и определенные круги выражали прямо противоположные взгляды. «Рассудок», все больше овладевавший правящими кругами и образованными слоями общества, вступает в противоречие с традиционно неуправляемым порывом народа и приверженцев крестового похода. В конце концов, некоторые косвенные аргументы не слишком весомы.
226
Фрагмент отрывка, цит. no: Richard J. Saint Louis. P. 173. Полностью стихотворение опубликовано в изд.: Meyer W. Wie Ludwig IX der Heilige das Kreuz nahm // Nachrichten der koniglichen Gesellschaft der Wissenschaften zu Gottingen. 1907. P. 246–257.
Крестовый поход, как рикошетом, порой задевает критика папской фискальной системы и растущего влияния Папства на христианский мир, тем более что папы склонны распространить идею крестового похода не только на борьбу с еретиками на Западе (таков крестовый поход против альбигойцев) и на агрессию 1204 года против греческих православных христиан, но и, как это было в конце понтификата Григория IX (1227–1241) и Иннокентия IV (1243–1254), на сугубо политический конфликт, в котором они выступают против Штауфенов и особенно против Фридриха II (скончавшегося в 1250 году). Клир, в частности во Франции, Англии и Испании (в последней имелся оправдательный повод к финансированию другого крестового похода — Реконкисты), вяло одобрял десятины Иннокентия IV, выделенные на крестовый поход Людовика IX. Но не крестовый поход, а папский фиск был подлинной мишенью этой критики. Впрочем, некоторые критики обвиняли пап в том, что своей алчностью они ослабили и даже убили дух крестовых походов.
Не следует преувеличивать значение враждебности еретиков, ибо, если для истории она является признаком существования противоборствующего течения, тяготеющего к прошлому и в то же время сказывающегося на настоящем, эта враждебность никогда не выходила за пределы зоны влияния, ограниченной этими кругами. Вальденсы осудили крестовый поход как противоречащий духу и букве христианства, запрещающего человекоубийство. Катары, также выступавшие против войны, видели в проповедниках крестового похода убийц. Быть может, пользующийся большим влиянием маргинал Иоахим Флорский (ум. 1202), вдохновитель милленаристского движения ХIII века [227] , считал, что крестовый поход противоречит замыслу Божиему, согласно которому мусульман следовало не уничтожать, а обращать в христианство [228] .
227
О милленаризме и Людовике Святом — встреча Людовика IX на пути из Египта с францисканцем иоахимитом Гуго де Динем в монастыре миноритов в Иере.
228
См.: Balard М. Les Croisades… P. 84–85.
Но упадок духа крестовых походов, думается, вызван более глубокими причинами. Поле битвы христиан все больше сводится к Европе: к тем географическим рубежам, которым угрожали пруссы, татары и куманы и узловые пункты которых были обозначены на Иберийском полуострове во время Реконкисты; поле сражения раскинулось и внутри этих рубежей, где еще не удалось покончить с ересью. Но, быть может, еще большую роль в коренной модификации главной идеи крестовых походов сыграла революция сознания, уже около столетия вызревавшая в душах и сердцах христиан Западной Европы. Обращение не совершалось внезапно; оно являло собой глубинный и длительный процесс кристаллизации, в котором участвовали воспитание и склонность. «Обращенный» христианин мог открыть в себе такой Иерусалим, что по сравнению с ним отвоевание земного Иерусалима утрачивало свою злободневность; желание преследовать, порабощать и уничтожать неверных все больше уступало место задаче их обращения. Дух крестового похода пронизывался духом миссионерства [229] . Францисканцы да и сам святой Франциск открыто проводили это новое требование в Святой земле, в земле неверных. Людовик IX, окруженный нищенствующими братьями, должно быть, внимал этим новым влияниям, пусть даже и не отказываясь от военных походов. На Лионском соборе 1245 года Иннокентий IV, превративший свою борьбу с императором Фридрихом II в подлинно крестовый поход, настойчиво повторял, как важно нести неверным слово Божие. Главное же, мужчины и женщины Западной Европы в середине XIII века все больше привязываются к материальным и духовным благам, которых на Западе появлялось все больше, чему способствовали экономическое процветание, подъем в сфере культуры и искусства, все большая стабильность лучше управляемых сеньорий и зарождающихся государств. Христианскому миру Европы прежде всего требовалось сохранить чувства христиан. Отныне главная функция христианского короля заключалась в том, чтобы надлежащим образом править своим королевством, холить свое физическое, а заодно и политическое тело и оставаться со своими подданными. Такая перемена произошла с Бланкой Кастильской и почти со всеми приближенными короля, как с духовенством, так и с мирянами — но не с ним.
229
Runciman S. The Decline of the Crusading Idea // Relazioni del X congresso intemazionale di scienze storiche, Firenze. 1955. Vol. 3. P. 637–652;
Siberry E. Missionaries and Crusaders, 1095–1274: Opponents or Allies? // Studies in Church History. 1978. 20. P. 103–110;
Cardini F. Nella presenza del Soldan superbo: Bemardo, Francesco, Bonaventura e il superamento dell’idea di Crociata // Studi Francescani. 1974. 71. P. 199–250;
Kedar B.Z. Crusade and Mission…
Итак, Бланка Кастильская, эта истая христианка, воплощение новой христианской политики, не одобрила обет крестового похода. Вот что свидетельствует Жуанвиль:
Как только королева-мать услышала, что он вновь заговорил, она была вне себя от радости, а когда узнала, что он стал крестоносцем, как он сам поведал, то предалась такой скорби, как если бы увидела его мертвым.
Несомненно, она отнеслась к этому известию как мать, горячо любящая своего сына, которой мучительно представить себе долгую разлуку с ним и страшные опасности, ожидающие его за морем. Как пишет Мэтью Пэрис, Бланка Кастильская и даже епископ Парижа Гийом Овернский, принявший у короля обет крестового похода, тотчас же по выздоровлении короля предприняли последнюю попытку заставить его отказаться от своего намерения. Они внушали ему, что его обет не имеет силы, ибо он принес его, будучи больным и не совсем в себе. Тогда Людовик с той, похоже, свойственной ему смесью резкости, лицедейства и юмора сорвал нашитый на его одежду крест и вновь потребовал его у епископа Парижа, «чтобы больше не говорили, что он взял его, не ведая, что творит», ибо на сей раз он был здоров душой и телом.