Лжец. Мы больше не твои
Шрифт:
Только цель. Взлететь. Подняться. Выбраться. Выкарабкаться. Загасить тех, кто в ответе за все, повалить с Олимпа и смотреть, как будут корчиться те, кто виною всем бедам, которые когда-либо происходили с моей семьей, да и со мной…
– Вадим! Прием! Земля вызывает!
Разворачиваюсь и смотрю на Кирилла. Прищурился, сверлит меня взглядом.
– Я тебе как юрист говорю, дело пахнет керосином. Отступись!
Зыркает на меня, запускает пятерню в свои волосы цвета воронового крыла.
– Ты, Кир, ни хрена меня не знаешь, раз
– Нет, брат, это ты ни хрена не понимаешь! За тебя конкретно взялись. Травят на тебя всех, рычаги власти задействованы. Сдался тебе этот чертов тендер!
Кристовский резко поднимается из кресла и начинает наматывать круги в моем кабинете.
– Хорош мельтешить, глаза болят. Ты же вроде только из тренажерки, должен был уже спустить пар.
Резко вскидывает бровь и улыбается криво.
– Пар я, Царев, скидываю только в одном случае. С бабой и в горизонтальной позиции, а тут тупо отмахались, пришлось поездить по твоей надменной зажравшейся роже!
Кажется, лучший юрист столицы в бешенстве. Ухмыляюсь и пытаюсь не таскать тигра за усы.
– Кир, ну, во-первых, ты у меня чуть в нокдаун не улетел.
– Ну, во-первых, Царев, тебе свезло, я просто засмотрелся на ту девицу в мини, кстати, с ней и можно пар спустить…
– Кобелина ты конкретная, Кир, – фыркаю.
– Ну не всем же, как тебе, втрескаться в одну бабенку, которую даже ни разу не…
– Кристовский! – рявкаю так, что, наверное, стекла за спиной дребезжат, и Кир фыркает.
– Станиславский под тебя копает, как пить дать, и в этот раз эта гнида подготовилась и намутила конкретную подставу. Если все настолько плохо, как я думаю, Вадим, твою филейную часть даже я не спасу. Не в этот раз.
Кир напоминает о прошлом. Именно он меня тогда вытянул, когда Станиславский мне наркоту подсунул, и меня конкретно так завернули. Если бы не Кристовский, гнить бы мне в местах не столь отдаленных.
Всматривается в мои глаза, проницательный мужик, всегда таким был. Мы с ним давно дружим, странная дружба, которая никогда не могла бы зародиться. Слишком разные, слишком в разных кругах обкатывались, но волей случая пути-дороги сошлись.
– По глазам вижу, ты понял, о чем я. Поэтому мой совет – отступись сейчас, Вадим, отступись… поборемся еще… не сейчас…
Ухмыляюсь. Кристовский говорит правильные вещи. Умом понимаю. Но сейчас я готов биться насмерть, ведь если победа будет за мной, то Станиславский погорит…
– По глазам вижу, Вадим, не отступишься… Жаль, брат… Ты сейчас себе заряженный револьвер к виску приставляешь и крутишь барабан.
– Либо пан, либо пропал, Кир, по-другому не играю.
Отвечаю, и в кабинете на верхнем этаже небоскреба раздается звонок. Настолько редки звонки на этот телефон, что я не сразу осознаю, что звонит именно он, затем долго рыщу по карманам скинутого пиджака в поисках гаджета, бросаю взгляд на дисплей.
Странно. Номер не забит в память. На этот телефон
Наконец, отвечаю. А затем…
Поднимаю ошалелый взгляд на отчего-то подобравшегося Кира, а сам слушаю голос…
Нежный, тонкий, растерянный…
Этот голос я никогда и ни с кем не спутаю, потому что он принадлежит той самой девушке из моего прошлого…
– Царев, кто звонил? Ты бледный весь.
Спрашивает Кирилл, а я чувствую, что у меня словно горло сдавили. Потому что я понимаю – Нина в беде. У нее более чем серьезные проблемы, иначе она никогда бы не позвонила.
Срываюсь с места и лечу прочь из кабинета. При этом не забываю, что нужно шифроваться, забираю с парковки машину охранника. Действую чисто на интуиции, и когда подъезжаю к месту, которое указала Нина, чувствую, как сердце болезненно ударяется о ребра, когда вижу ее…
Бледная, озирается, смотрит по сторонам в поисках меня, и когда ей кажется, что не находит, закусывает губу.
Подаю знак, даю понять, что я приехал, садится в мою машину. Вся взвинченная, а я аромат ее тонких духов чувствую, ее тела…
Даже сейчас ширинка болезненно ощущается, так как я реагирую на нее. Сильно. Мы едем, контролирую дорогу. Проверяю наличие хвоста, пока моя молчаливая девочка укрылась от меня в своих мыслях.
Везу ее не в особняк. Нам нужно о многом поговорить, а мне подумать, как выправлять ситуацию, как вообще решить все так, чтобы, наконец, уничтожить Станиславского.
Наконец, дверь квартиры закрывается за нашими спинами, отсекает нас от всего, а я смотрю на тонкую фигурку женщины, которую хочу, рассматриваю ее жесты.
Не изменилась. Все такая же, хоть и другая…
А затем… Я не понимаю, как и почему, но я рассказываю Нине о том, что мы знаем друг друга…
Я провоцирую ее, хочу, чтобы сделала то, что мы вчера начали, но не закончили, и в какой-то миг Нина кричит, что не вернется к предателю мужу, и для меня это ощущается сорванным стоп-краном.
Я припадаю к мягким губам, терзаю ее рот, а в голове тарабанит одна-единственная мысль – дорвался! Дорвался до такой сладкой желанной девочки.
С ней все иначе, остро, сладко, дико… Я насытиться не могу и, тем не менее, чувствую, насколько Нина неискушенна и скованна.
В какой-то момент понимаю, что нужно ее растормошить, вырвать из ее панциря и говорю жестко. Не таюсь. Пускай привыкает ко мне. Даю понять, что теперь она моя, и Нина откликается, начинает сама подаваться бедрами, принимает меня, кусает свои губки, стонет так, что у меня крышу рвет.
А потом… Потом она улетает, и я вглядываюсь в ее ошалелые глаза и понимаю, что подобное ощущение для нее в новинку. Не знает она, как это…
Обнимаю Нину, укладываю на свою грудь. Вожу пальцами по бархату спины, играю с нежными прядками волос и слышу ее дыхание, ощущаю, как и она ласкает подушечками мои шрамы.