Лжец
Шрифт:
Мимо школы тянутся люди, кто пешком, кто на велосипеде, а кто в повозках. Похоже, встречать паром будет весь остров.
Наконец пришла Хелене Почтарка - она разносит у нас газеты и письма, и я отпустил детей, попросив двух мальчиков постарше помочь мне и Хелене с почтой.
По дороге к пристани я заприметил стаю синиц - разбившись на маленькие подковки, они весело летели навстречу ветру. А придя на пристань, услыхал, как в саду неподалеку взвизгнул черный дрозд. Тотчас заверещала сорока, бросились под навес куры. Я толканул ребят - чтобы они посмотрели
Итак, Аннемари здесь. Одна. Стоит возле сарая, уткнув в воротник подбородок. Она появилась только что. Прошла мимо, а я и не заметил. Наверное, ей надо поговорить с Олуфом. О да, однажды мы его уже здесь поджидали. Но в тот раз ей нужно было на кого-то опереться. А Олуф в тот раз прятался в кают-компании. Теперь же он стоит на носу и смотрит на остров. Он едет домой порыбачить, посидеть на скамейке, поиграть на скрипке...
Море неспокойно. Там еще дрейфуют невидимые глазу льдины, нос парома то и дело зарывается в волнах.
Паром уже совсем близко, в двух кабельтовых. С берега его приветствуют криками.
– Послушай, Хелене, я забыл кое-что взять, - говорю я.
– Вы с мальчиками вполне управитесь сами. Если будет слишком много посылок, вам поможет кто-нибудь из рыбаков. Увидите Олуфа, передавайте ему привет.
Я вернулся домой. Сел в кресло. Выпил. Вон там, на полке, лежит письмо Аннемари к Олуфу. И смех и горе. От пребывания в кармане моего пиджака оно измялось, по краям - как присыпано пеплом.
Анерс ушел. Он успел. Ели лежат как павшие воины. Мой сад - уже не заповедный мир уединенных мечтаний. Голая и грязная, простерлась передо мной северная оконечность острова, где темнеет, лонным бугорком выдается Мыс.
Время словно остановилось. Но вот я слышу, как распахнулась входная дверь и на пол бросают что-то тяжелое. Дверь захлопнулась. Я выхожу в коридор. Там лежит мешок с почтой и груда увесистых свертков. Я знаю лишь одного человека, который способен все это дотащить. Рванув дверь, я выскакиваю на крыльцо.
За калиткой - Олуф. Козырнув на ходу одним пальцем, он исчезает за изгородью. Ну да, первым делом он должен повидать мать. Все правильно.
Я захожу в дом и прикрываю за собой дверь. Пинаю мешок, сперва легонько, затем - что есть силы. И опять усаживаюсь в кресло.
Вскоре возвращается Хелене с ребятами. Теперь нам надо разобрать почту, мальчики помогут ее сегодня же и разнести. Мы разбираем почту на длинном столе в коридоре. На то место, где значится мой адрес, класть нечего. Ни-че-го. Кроме газет, разумеется, их за шесть недель
Ни одного письма. Ни единого письма за целую зиму. Да и кому писать? Семь лет - достаточно долгий срок, чтобы о тебе позабыли. Впрочем, от писем одно беспокойство.
Зато пришла маленькая посылка! Ну-ка, ну-ка! А-а, это из книжного магазина. Книжечка, которую я заказал в январе. Надо же, они прислали совсем не то. Этот стихотворный сборник у меня есть. Но раз книжечка пролежала больше месяца в уверенности, что попадет к прилежному читателю, я ее оставлю. Если книга хорошая, почему бы и не иметь два экземпляра. Один буду носить с собой, в кармане, а другой пусть себе стоит на полке.
Хелене отправилась с ребятами разносить письма, газеты и бандероли. А за тяжелыми посылками получатели придут сами. Я вновь опускаюсь в кресло. Не свожу глаз с окна. Пигро, да что это с тобой? Ляг, Пигро, и успокойся.
Время ползет еле-еле. Наконец-то! Входная дверь открывается. Я не двигаюсь с места. Ко мне стучат - негромко, костяшками пальцев.
– Войдите!... А, это ты. Ну, с приездом! Садись. Что-то ты осунулся, я смотрю. Как дела?
– Нормально, - отвечает он, присаживаясь.
Олуф вовсе не такой уж и рослый, каким мне запомнился. Зато куда более собранный, нежели раньше. Он достает трубку и набивает ее из моей табакерки.
– Правда, нормально, - говорит он и, вынув из кармана маленький пакетик, кладет на стол: - Это тебе! Так, ничего особенного...
Я разворачиваю пакетик. Да это новая трубка! Отхожу к окну, чтобы получше ее рассмотреть. Солидная, добротная трубка хорошей марки. А как красиво посажен на чашечку ободок!
– И не жалко тебе с ней расставаться?
– говорю я, стоя к нему спиной и разглядывая трубку на свету.
– Вот что, Олуф...
– Оторвавшись от своего занятия, я подхожу к полке, где под патронташем лежит письмо Аннемари, беру письмо и кладу перед ним.
Он зажигает свою трубку и, выпустив дым, бросает на меня испытующий взгляд.
– Знаешь, Йоханнес, мне так хотелось хоть немножко, да удивить тебя. Ведь осенью я уехал не только чтобы подзаработать. Просто не хотел говорить. Хотел посмотреть, что из этого выйдет. Короче, последнее время я ходил на курсы. Навигация, радиосвязь и тому подобное. Я должен буду вернуться.
– А потом?
– спрашиваю я, не веря своим ушам.
– Я мог бы водить судно. На север, к Исландии.
– Понятно.
– Я навел справки, и, скорее всего, дело выгорит. На покупку большого бота нам понадобится ссуда от государства. А кое-кому из нас придется вложить средства самим. Понимаешь, мама согласна. Я в общем-то знал, что у нее есть деньги, и более или менее на это рассчитывал, но сколько именно она может мне дать, выяснил всего час назад. В городе, в банке, у нее кое-что есть. Досталось в наследство от родственников. Она не истратила ни единого эре. И теперь хочет вложить эти деньги в новый катер.