Лжец

Хансен Мартин

Сегодня мне не надо было раздумывать, чем удивить детей. Я повесил на стену топографическую карту Песчаного острова и произнес краткую похвальную речь о дарителе. Два школьных редактора тут же сочинили несколько строк для "Ведомостей Песчаного острова". В этой стенной газете, которая висит возле двери, мы помещаем все островные новости - об уловах, севе и жатве, о погоде и перелетах птиц, словом, обо всем, что у нас происходит. В последние недели новостей было мало. На доске висит старое сообщение, оно появилось в первых числах февраля, кнопки уже тронуты ржавчиной. Редакторы мне его заранее не показывали.

Оно написано крупными печатными буквами и заключено в рамку из крестов: "В субботу утром, 1 февраля, катер "Шилоклювка" с Песчаного острова подорвался на мине у Великаньего Песка. Погибли Эрик и Анкер".

Сын Эрика был в школе. Он прочел это, и по выражению его глаз я понял: он считает, что извещение должно остаться на доске.

Карта полезная и красивая. На ней - весь Песчаный остров. Круг земной, где живут люди*. Круглым остров не назовешь, он скорее напоминает деревянный башмак, башмак домового. Мысок его обращен к материку на востоке, а самый кончик представляет собой галечную отмель, которую облюбовали утки-пеганки. Чуть южнее расположена пристань, от нее через весь остров тянется на запад дорога длиною в четыре километра. Извиваясь, она ведет мимо школы, через деревню, между Нербьерг и Песчаной горою, а дальше переходит в заросшую колею и теряется в вереске на подступах к Палочнику, маленькому, прибитому ветрами лесочку, где держатся вальдшнепы. Из деревни одна дорога ведет на север, к Мысу, другая - на юг: мимо Марииного дома и между берегом и посадками - к церкви.

* Этими словами открываются королевские саги Снорри Стурлусона.

Есть одна только точка, с которой можно увидеть, что ты и вправду на острове и тебя со всех сторон окружает вода, - это вершина Нербьерг. Но есть немало мест, откуда море совсем не видно и где может показаться, будто ты находишься в глубине материка, среди огромных пространств. Первое время по приезде на остров я в эти места частенько наведывался.

Карта открыла нам широкое поле деятельности, и мы тотчас приступили к решению отдельных задачек. Однако сосредоточиться детям было нелегко.

После того как я отпустил их на большую перемену, из лавки пришла служанка и принесла мне обед. Такой у нас был с самого начала уговор с Хёстом - чтобы еду мне носили. Я еще обедал, когда к школе подъехал автомобиль. Разумеется, это был Фредерик с Мыса.

– Рубишь такие красивые ели?
– попенял он.

– А вашей милости это не по нраву? Признаться, я не заглянул в учебный план, не посмотрел, что там сказано насчет вырубки елей.

– Честно говоря, ты мог бы поставить этот вопрос на рассмотрение приходского совета. И чего тебе вдруг загорелось?

– Это был вопрос жизни и смерти.

– Нас бы устроила причина и попроще. Все-таки лучше было бы спросить разрешения. Само собой, мы бы отнеслись положительно.

– Это вовсе не значит, что мне на тебя наплевать, - отвечал я, напротив, я как раз собираюсь подать прошение властям этого Богом забытого острова. Буду нижайше просить, чтобы мне позволили нанять в качестве прислуги девицу, которой предстоит осенью разрешиться от бремени, причем отец ребенка - не я. И не известный на весь остров гончак.

– Это ты меня, что ли, подкалываешь?
– сказал он, вяло приосаниваясь:

после ночного празднества у него был довольно помятый вид. Пусть я слегка и перехватил, намек на то, что он пожиратель женских сердец, не мог не польстить ему.

– Кто она?
– поинтересовался он.

– Будет указано в прошении, - ответил я.
– А что это ты так выглядишь? Будто побывал в Хьёрунгавагской битве*.

* Жестокая битва, разгоревшаяся в заливе Хьёрунгаваг между йомсвикингами (викингами из крепости Йомсборг) и войском норвежского ярла Хакона, который и одержал в этой битве победу (конец X в.).

Его красивое смуглое лицо отливало зеленовато-серым.

– Я свеж как огурчик, - возразил он, - хотя и спал часа три, не больше. Зато мне есть что тебе порассказать.

– А как поживают три эре?

– Обнаружил сегодня утром! Я увидел во сне, где могла быть ошибка. Проверил, и точно! Ты до того неразборчиво написал одну цифру, что, складывая, я семерку принимал за четверку.

– Пуля, она виноватого найдет, - сказал я.
– Ты уж прости меня. По весне я только и делаю, что совершаю ошибки.

– Конечно, тебе нужна в доме женщина, - сказал он.
– Ты же не монах. Жить аскетом - да на кой черт!

– Будешь аскетом при том жалованье, которое вы мне положили.

– Все зависит от твоей предприимчивости, - заявил Фредерик.
– В такого рода делах сразу видно, мужчина ты или нет. Если мне попадается хорошенькая девушка, я тотчас беру ее в оборот. Я просто обязан заняться ею, раз уж представляется случай. Пуская все на самотек, ты, причетник, грешишь против естества, а это смертный грех. Я вижу, тебе не мешает преподать кое-какие практические советы. Может быть, ты и не пользуешься особым успехом у женщин, я сужу по Ригмор, зато у тебя чертовски здорово подвешен язык, и этим пренебрегать нельзя! Послушай! Мне надо поговорить с Анерсом. Он должен быть дома, когда я заеду за Каем. Паром ожидается через полтора часа.

– Значит, ты все-таки отвезешь мальчика в санаторий?

– Учитель, разве я не сказал вчера, что отвезу? Ну да, сперва речь шла о вторнике. Но лучше сегодня. Само собой, на меня напустятся из-за машины, но раз со мною будет больной ребенок, они не посмеют чинить препоны. Кстати, я должен безотлагательно провернуть кое-что. Переговорить с фирмой и другими заинтересованными лицами, прежде чем этот самый инженер успеет наделать дел. Он слишком пессимистически смотрит на наш проект добычи известняка, не хватает, чтобы он его провалил. Он плохо распорядился отпущенным временем, не разобрался как следует.

– И теперь ты намерен вставить ему палки в колеса?

– Я никогда не стану делать того, что считаю предосудительным, сказал Фредерик. И отбыл восвояси.

В половине второго меня известили, что паром прибудет в течение получаса. Я уже видел его из своего окна. Анерс рубил как одержимый. Ему осталось еще три ели. Впору было подумать, что от этого зависит судьба его мальчика: если он успеет срубить их до прихода парома, Кай выздоровеет. Так неистово орудовал он топором. Еще немного, и он пойдет и усадит своего больного сына в машину. А я даже не знаю, есть ли надежда на то, что Кай когда-нибудь вернется домой.