М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
иностранец прежде всего научается понимать в Рос
сии, потому что слышит их повсюду и беспрестанно; но
ни один порядочный человек — за исключением грека
или турка, у которых в ходу точь-в-точь такие выраже-
367
н и я , — не решится написать их в переводе на свой род
ной язык.
После того как Лермонтов быстро отведал несколько
кушаньев и выпил два стакана вина (при этом он не
прятал под стол свои красивые,
сделался очень разговорчив, и, надо полагать, то, что
он говорил, было остроумным и смешным, так как слова
его несколько раз прерывались громким смехом. К сожа
лению, для меня его остроты оставались непонятными,
так как он нарочно говорил по-русски и к тому же
чрезвычайно быстро, а я в то время недостаточно хоро
шо понимал русский язык, чтобы следить за разговором.
Я заметил только, что шпильки его часто переходили
в личности; но, получив несколько раз резкий отпор от
Олсуфьева, он счел за лучшее избирать мишенью своих
шуток только молодого князя.
Некоторое время тот добродушно переносил остроты
Лермонтова; но наконец и ему уже стало невмочь и он
с достоинством умерил его пыл, показав этим, что при
всей ограниченности ума он порядочный человек.
Казалось, Лермонтова искренне огорчило, что он
обидел князя, своего друга молодости, и он всеми
силами старался помириться с ним, в чем скоро
и успел.
Я уже знал и любил тогда Лермонтова по собранию
его стихотворений, вышедших в 1840 году, но в этот
вечер он произвел на меня столь невыгодное впечатле
ние, что у меня пропала всякая охота ближе сойтись
с ним. Весь разговор, с самого его прихода, звенел у меня
в ушах, как будто кто-нибудь скреб по стеклу.
Я никогда не мог, может быть, ко вреду моему, сде
лать первый шаг к сближению с задорным человеком,
какое бы он ни занимал место в обществе, никогда не
мог простить шалости знаменитых и талантливых лю
дей только во имя их знаменитости и таланта. Я часто
убеждался, что можно быть основательным ученым,
сносным музыкантом, поэтом или писателем и в то же
время невыносимым человеком в обществе. У меня пра
вило основывать мнение о людях на первом впечатлении:
но в отношении Лермонтова мое первое, неприятное впе
чатление вскоре совершенно изгладилось приятным.
Не далее как на следующий вечер я встретил его
в гостиной г-жи Мамоновой, где он предстал пере
до мной в самом привлекательном свете, так как он
вполне умел быть любезным.
368
Отдаваясь кому-нибудь, он отдавался от всего серд
ца, но это редко с ним случалось. В самых близких
и дружественных отношениях находился он с остроум
ною графинею Ростопчиной, которой поэтому было бы
легче всех дать верное представление о его характере 8.
Людей же, недостаточно знавших его, чтобы про
щать его недостатки за прекрасные качества, преобла
давшие в его характере, он отталкивал, так как слишком
часто давал волю своему несколько колкому остроумию.
Впрочем, он мог быть кроток и нежен, как ребенок,
и вообще в его характере преобладало задумчивое, час
то грустное настроение.
Серьезная мысль была главною чертою его благо
родного лица, как и всех значительнейших его произве
дений, к которым его легкие, шутливые стихотворения
относятся, как насмешливое выражение его тонко очер
ченных губ к его большим, полным думы глазам.
Многие из соотечественников Лермонтова разделили
его прометеевскую судьбу, но ни у одного страдания не
вырвали столь драгоценных слез, которые служили ему
облегчением при жизни, а по смерти обвили венком
славы его бледное чело.
Чтобы точнее определить значение Лермонтова
в русской и во всемирной литературе, следует прежде
всего заметить, что он выше всего там, где становится
наиболее народным. И что высшее проявление этой
народности (как «Песня о царе Иване Васильевиче»)
не требует ни малейшего комментария, чтобы быть
понятною для всех. Это тем замечательнее, что описы
ваемые в ней нравы и частности столь же чужды для
нерусских, как и выбранный поэтом стихотворный раз
мер стиха, сделавшийся известным в Германии только
по некоторым моим переводным опытам, а в России
имеющий почти то же значение, как у нас размер
«Песни о Нибелунгах».
Поэма Лермонтова, в которой сквозит поистине гоме
ровская верность, высокий дух и простота, произвела
сильнейшее впечатление во многих германских городах,
где ее читали публично. <...>
Лермонтов имеет то общее с великими писателями
всех времен, что творения его верно отражают его
время со всеми его дурными и хорошими особенностями
и всею его мудростью и глупостью и что они способ
ствовали искоренению этих дурных особенностей и