М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
вела на всех нас неприятное впечатление. Мы с Глебо-
вым говорили об ней до глубокой ночи и решили наутро
собраться всем вместе и потолковать, как делу пособить.
Но ни тогда, ни после, до самой той минуты, когда
мы узнали, что все уже кончено, нам и в голову не при
ходили какие бы то ни было серьезные опасения.
Думали, так себе, повздорили приятели, а после и поми
рятся. Только хотелось бы, чтобы поскорее все это
кончилось,
лениям. А Мартынов и стрелять-то совсем не умел.
Раз мы стреляли все вместе, забавы ради, так Николай
Соломонович метил в забор, а попал в корову. Так
понятно, что мы и не беспокоились.
На другое утро собрались мы в нашей с Глебовым
комнате. Пришел и некий поручик Дорохов, знамени
тый тем, что в 14-ти дуэлях участие принимал, за что
и назывался он у нас бретер. Как человек опытный, он
нам и дал совет.
— В т а к и х , — г о в о р и т , — случаях принято против
ников разлучать на некоторое время. Раздражение
пройдет, а там, бог даст, и сами помирятся.
Мы и его послушаться согласились, да и еще решили
попросить кого-нибудь из старших переговорить с на
шими спорщиками. Кого же было просить? Петр
420
Семенович Верзилин, может, еще за месяц перед тем
уехал в Варшаву хлопотать о какой-нибудь должности
для себя. Был у нас еще один друг, старик Ильяшенко.
Он нашу банду очень любил, а в особенности Лермон
това, хотя, бывало, когда станешь его просить не высы
лать из Пятигорска, он всегда бранится да приговари
вает: «Убей меня бог, что вы, мальчишки, со мной дела
ете!» Ну, да его нельзя было в такое дело мешать,
потому что он комендантом Пятигорска был. Думали
полковника Зельмица, что вместе с нами жил, попро
сить, да решили, что он помолчать не сумеет. Он всегда,
как что-нибудь проведает, сейчас же бежит всех дам
оповещать. Ну, так нам же не было охоты барынь наших
пугать, тем более что и сами мы смотрели на эту
историю как на пустяки. Оставался нам, значит, один
только полковник Манзей, тот самый, которому Лер
монтов раз сказал:
Куда, седой прелюбодей,
Стремишь своей ты мысли беги?
Кругом с арбузами телеги
И нет порядочных людей!
Позвали мы его, рассказали ему всю историю. Он
поговорить со спорщиками не отказался, но совершенно
основательно заметил, что с Лермонтовым ему не со
владать, а что лучше было бы, кабы Столыпин с ним
сперва поговорил. Столыпин сейчас же пошел в рабо
чую комнату, где Михаил Юрьевич чем-то был занят.
Говорили они довольно долго, а мы сидели и ждали,
дыхание притаивши.
Столыпин нам после рассказывал, как было дело.
Он, как только вошел к нему, стал его уговаривать
и сказал, что мы бы все рады были, кабы он уехал.
— Мало тебе и без того неприятностей было?
Только что эта история с Барантом, а тут опять. Уезжай
ты, сделай милость!
Михаил Юрьевич не рассердился: знал ведь, что
все мы его любим.
— И з в о л ь , — г о в о р и т , — уеду и все сделаю, как вы
хотите.
И сказал он тут же, что в случае дуэли Мартынов
пускай делает, как знает, а что сам он целить не ста
нет. « Р у к а , — с к а з а л , — на него не поднимается!»
Как Столыпин рассказал нам все это, мы обрадова
лись. Велели лошадь седлать, и уехал наш Михаил
Юрьевич в Железноводск.
421
Устроили мы это дело, да и подумали, что к о н е ц , —
и с Мартыновым всякие предосторожности оставили.
Ан и вышло, что маху дали. Пошли к нему все, стали
его убеждать, а он сидит угрюмый.
— Н е т , — г о в о р и т , — господа, я не шучу. Я много
раз его просил прежде, как друга; а теперь уж от дуэли
не откажусь.
Мы как ни старались — ничего не помогло. Так
и разошлись. Предали все в руки времени. Авось-де он
это так сгоряча, а после, может, и обойдется. Ну, и по
бежали день за днем. В то время и la belle noire
в Железноводск уехала. Ее матери там надо было
лечиться.
Мы подождали недели полторы 17. Видим, что Мар
тынов развеселился, о прошлом ни слова не поминает;
стали подумывать о том, как бы изгнанника нашего
из Железноводска вернуть: скучно ведь ему там одному.
Собрались мы все опять. И Манзей тут был, и Дорохов,
и князь Васильчиков, дерптский студент, что лечиться
в Пятигорск приехал 18. Его отец чем-то видным при
дворе государя Николая Павловича был; чуть ли не
шталмейстером, да уж хорошо не помню. И государь
его очень любил, сказывали. Сошлись мы все, а тут
и Мартынов жалует. Догадался он, что ли, о чем мы
речь собрались держать, да только без всяких преди
словий нас так и огорошил.
— Что ж, г о с п о д а , — г о в о р и т , — скоро ли ожида
ется благополучное возвращение из путешествия?
Я уж давно дожидаюсь. Можно бы понять, что я не шучу!