М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
гой — и не знаем, потому что все мы никуда не годились
и никто своих слез удержать не мог. Ну, и попросили
* В «Хрестоматии для всех» Гербеля в биографии Лермонтова
сказано, что поэт был убит выстрелом в самое сердце. Но Н. П. Ра
евский сказал мне, когда я ему указала на это, что этого не могло
быть уже по одному тому, что, держа пистолет в правой руке,
выставляют вперед и правый же бок. Он вполне уверен, что не оши
бается. ( Примеч.
424
полковника Зельмица. Дал я ему своего Николая,
и столыпинский грузин с ними отправился. А грузин,
что Лермонтову служил, так так убивался, так причи
тал, что его и с места сдвинуть нельзя было. Это
я к тому говорю, что, если бы у Михаила Юрьевича
характер, как многие думают, в самом деле был занос
чивый и неприятный, так прислуга бы не могла так
к нему привязываться.
Когда тело привезли, мы убрали рабочую комнату
Михаила Юрьевича, заняли у Зельмица большой стол
и накрыли его скатертью. Когда пришлось обмывать
тело, сюртука невозможно было снять, руки совсем
закоченели. Правая рука как держала пистолет, так
и осталась. Нужно было сюртук на спине распороть,
и тут все мы видели, что навылет пуля проскочила,
да и фероньерка belle noire в правом кармане нашлась,
вся в крови. В день похорон m-lle Быховец как сума
сшедшая прибежала, так ее эта новость поразила,
и взяла свою фероньерку, как она была, даже вымыть,
не то что починить не позволила.
Глебов с Васильчиковым тоже отправились, вслед
за Мартыновым, к коменданту Ильяшенко. И когда
явились они, он сказал:
— Мальчишки, мальчишки, убей меня бог! Что вы
наделали, кого вы убили! — И заплакал старик.
Сейчас же они все трое были на гауптвахту отправ
лены и сидели там долгое время.
А мы дома снуем из угла в угол как потерянные.
И то уж мы не знали, как вещи-то на свете делаются,
потому что, по тогдашней глупой моде, неверием хвас
тались, а тут и совсем одурели *. Ходим вокруг тела да
плачем, а для похорон ничего не делаем. Дело было
поздно вечером, из публики никто не узнал, а Марья
Ивановна Верзилина соберется пойти телу покла
няться, дойдет до подъезда, да и падает без чувств.
Только уж часов в одиннадцать ночи приехал к нам
Ильяшенко, сказал, что гроб уж он заказал, и велел
* Тут Николай Павлович Раевский приводил рассказ о том, как
Лермонтов и Столыпин, будучи проездом в Воронеже, сказали друг
другу, что пойдут побродить в одиночестве, и неожиданно, представ
ляясь оба неверующими, встретились в соборе, куда каждый пошел
втайне от другого. Столыпин принял удивленный вид и спрашивает:
«Как ты сюда попал?» А Лермонтов смутился так и говорит: «Да ба
бушка велела Угоднику здешнему молебен отслужить! А ты зачем?»
И когда Столыпин ответил, что и ему тоже бабушка велела, оба отвер
нулись. Так все же сильно это тогда было! ( Примеч. В. П. Желиховской.)
425
нам завтра пойти священника попросить. Мы уж и сами
об этом подумывали, потому что знали, что бабушка
поэта, Елизавета Алексеевна Арсеньева, женщина
очень богомольная и никогда бы не утешилась, если
б ее внука похоронили не по церковным установле
ниям. Столыпин, конечно, ее хорошо знал, да и я к ней
в ранней молодости хаживал, потому что наши имения
были смежные, хотя и считались в разных губерниях.
На другой день Столыпин и я отправились к священ
нику единственной в то время православной церковки
в Пятигорске. Встретила нас красавица-попадья, ска
зала нам, что слышала о нашем несчастии, поплакала,
но тут же прибавила, что батюшки нет и что вернется
он только к вечеру. Мы стали ее просить, целовали
у нее и ручки, чтобы уговорила она батюшку весь обряд
совершить. Она нам обещала свое содействие, а мы,
чтоб уж она не могла на попятный пойти, тут же ей
и подарочек прислали, разных шелков тогдашних,
и о цене не спрашивали.
Вернулись домой, а народу много набралось: и при
езжие, и офицеры, и казачки из слободки. Принесли
и гроб, и хорошо так его белым глазетом обили. Мы
уж собрались тело в него класть, когда кто-то из пуб
лики сказал, что так нельзя, что надо сперва гроб
освятить. А где нам святой воды достать! Посоветовали
нам на слободку послать, потому что там у всякой
казачки есть святая вода в пузырьке за образом, да
у кого-то из прислуги нашлось. Мы хотя, в гроб тело
положивши, и пропели все хором «Святый Боже, свя-
тый крепкий...» и покрестились, даром что не христиане
были, но полагали, что этого недостаточно, и очень
беспокоились об отсутствии священника. Тут же из
публики и подушку в гроб сшили, и цветов принесли,
и нам всем креп на рукава навязали. Нам бы самим
не догадаться.
На другой день опять мы со Столыпиным пошли