Магистериум морум
Шрифт:
— Уконтропупить! — хохотнул кузнец.
Магистр нахмурился и провернул на безымянном пальце невзрачное серебряное кольцо — концентратор помыслов.
— И кто же приказал вам такую чушь? — осведомился он с усмешкой.
— А это, значитца, хозяин наш, Клёпка Барбр, — разъяснил кузнец.
Менестрель качнулся вперёд. В руке у него была тонкая шпага без ножен, похожая на вертел, что служит оружием ярмарочным шутам. Глаза его были широко раскрыты и не моргали.
— И что ж вы, так и искали меня толпой по всему городу? — почти ласково осведомился
Он крутил кольцо, медленно перехватывая «вожжи» этого странного управления. Ему не хотелось никого убивать без дела, и он тянул время, проникая с каждой секундой всё глубже в нити паутины, захватившей некрепкие сознания.
— Нет, нет, мейгир… — бормотал менестрель. Он был уже весь во власти мага, чего нельзя было пока сказать о прочих. — Мы в засаде на тебя сидели. С утра. А ты не едешь и не едешь. Велено было убить тебя тихо, да бросить рядом буковые плашки с письменами, что, мол, убили тебя крещёные.
Менестрель отбросил шпагу, сел в грязь. Глаза его подёрнулись влагой, по щекам, оставляя грязные извилистые дорожки, потекли слёзы. Он заморгал и стал разуваться, словно бы устал и готовится к отдыху.
Коротышка покосился на менестреля и тоже снял с плеча тяжёлое копьё.
Лица других бандитов поскучнели, обмякли. Только кузнец грозно таращился на магистра, не понимая, почему топор в его руках становится всё тяжелее.
— Барбр, — пробормотал Фабиус, объезжая нелепое воинство. — Барбр…
Он где-то слышал это имя. Скорее даже читал. Но где? Не в том ли письме, что прислал ему Ахарор?
Точно! Селек Барбр, он же — Клёпка Барбр, возглавлял, по словам старого мага, теневой, преступный мир Ангистерна и его окрестностей.
Но зачем городскому отморозку понадобилось губить своих людей таким нелепым и бессмысленным способом? Или он надеялся, что Фабиус именно сейчас будет особенно слаб? Но почему? Не мог же он предвидеть что сын…
Сердце кольнуло.
Магистр поморщился, глотнул настойку из фляжки. Про сына не мог знать никто. Но засада была. Она ждала его на самой окраине города, здесь можно незаметно покинуть Ангистерн через Коровьи ворота.
Неведомый противник предполагал, что маг тайком отправится с утра за ворота? Фурию ловить? А бандиты должны были встретить Фабиуса на обратном пути, возможно раненого, и уж точно — усталого и обессиленного?
Похоже на то.
Но магистр сделал, чего от него не ждали — спутал бандитам карты — отправился распивать пиво в рыбачьем трактире. Вот разбойные люди и утомились париться по жаре в засаде.
Бандиты — не стражники, они плюнули на приказ и пошли разыскивать Фабиуса. Тем более что страха на тот момент не имели, оплетённые колдовским мороком.
Неужели у разбойников есть свой маг? И знает, что именно Фабиус наложил заклятие на гнездо тварей у ворот? Но — откуда? И что там в конце концов за твари?
Барбр… На языке басаков слово это означает «маску, личину, что одевают на древние звериные праздники»…
Фабиус достал из седельной сумки письмо старого магистра и развернул его свободной от поводьев рукой:
«…Особенно волнует меня некий разбойник по имени Селек Барбр, он же Клёпка, что неуловим для городской стражи совершенно, чего не бывает в городах приличных, ежели они так же малы как наш…».
Не бывает, если стража не куплена… Ох, не прост этот Барбр… Но он всё-таки человек, а не демоническая тварь. И в первую голову кончать надо именно с ним. Не следует отправляться на поиски фурии, пока за спиной маячат неумелые косорукие бандиты.
Картина становилась всё более странной — «больной» префект, нелепая связь фурии и разбойников…
Магистр не мог бы нанять такое отребье. Он не снизойдёт до черни, не станет якшаться с барбрами. Это Фабиус с его пренебрежением к чинам и рангам мог запросто распивать пиво за одним столом с рыбаками. Если бы тот же Грабус увидел подобную распущенность — водой бы пришлось отливать.
Оставалось до ночи покончить с разбойниками. А ночью…
Фурия голодна, жрать ей нужно каждый день. Ночью она убьёт ещё одну женщину. Взрослую или дитя — душа у них равновесная. А может, убьёт и троих. Это будет её третья ночь смертей. Тварь уже обвыклась в людском мире, окрепла, потеряла страх. Как же окоротить её?
О жизни женщины или ребёнка магистр не подумал бы ещё утром. Чего думать о малых, кого даже переписчики не вносят в свой лист?
Вот только игла, пронзившая теперь его сердце… Жизнь сына, ещё не вошедшего в возраст. Такая же маленькая никчёмная жизнь, что не проставишь в переписном листе. Но как же больно…
Сердце снова кольнуло — отозвалось отдалённым эхом пережитого.
Как же так вышло? Что могло случиться с Дамиеном в колдовской башне? Под защитой магических стен и верных слуг?
Фабиус мог увидеть сейчас, что происходит на острове Гартин разве что в магическом зеркале. Но это потребовало бы от него огромного расхода сил, а на второй чаше весов сидела, охорашиваясь, фурия.
Нужно было скрепить сердце и ждать вестей из дома. Ждать, запретив глазам слезиться даже от яркого солнца. Заставить себя улыбаться встречным торговкам рыбой, что в восхищении глазели на хорошо одетого всадника на породистом коне, гадая, кто он — знатный господин или разбойник?
«Ведь это, в общем-то, почти одно и то же», — было написано на их лицах. Но этого они и сами пока не прочли, не имея зеркал. Дороги были в зеркала в Серединном мире.
Маг видел, что Ангистрен — город, где люди чутки к теням, что паутинными плащами тянутся за каждым из них. Даже глаза простолюдинов были здесь странно тревожны, а стены домов навевали страшные воспоминания.
Будь Фабиус фурией, он бы и сам выбрал это место, чтобы воплотиться в мире земном: «здесь, под каждым ей кустом…». Где же он это прочёл? В большой библиотеке Вирны, в детстве?