Магистр дьявольского культа
Шрифт:
— Ты не чувствуешь дискомфорта?
Вэй Усянь состроил несчастный вид:
— Чувствую! Меня до смерти распирает. Ты совсем не слушал, а ведь я так истошно вопил.
— …
Лань Ванцзи:
— Я выхожу.
Вэй Усянь немедленно сменил маску и без обиняков произнёс:
— Но мне как раз и нравится, когда ты вот так меня заполняешь, весьма приятно.
С такими словами он рывком сжал мышцы ещё крепче. Лицо Лань Ванцзи чуть переменилось, даже дыхание на мгновение замерло. Мужчина терпел довольно долго, но
— …Бесстыдник!
Вэй Усянь, видя, что тот скоро придёт в отчаяние от его действий, посмеиваясь, поцеловал Лань Ванцзи в губы.
— Гэгэ, чем мы только с тобой не занимались, а ты всё смущаешься?
Лань Ванцзи, не в силах ничего предпринять, мягко покачал головой и тихо произнёс:
— Отпусти меня, тебе нужно вымыться.
Вэй Усянь уже захотел спать и будто сквозь сон проговорил:
— Не буду мыться, завтра помоюсь. Сегодня я до смерти устал.
Лань Ванцзи тронул поцелуем его лоб.
— Нужно вымыться. Побереги себя от недомоганий.
Вэй Усянь сделался таким сонным, что не мог больше удержать Лань Ванцзи, поэтому наконец мягко опустил руки и ноги. Лань Ванцзи встал с кровати и первым делом поднял одеяло, которое они сбросили на пол, и плотно укрыл им абсолютно голого Вэй Усяня, затем собрал разбросанную одежду и повесил на ширму одну деталь за другой. Набросил одеяния на себя, быстро привёл их в положенный вид и вышел за порог, чтобы приготовить всё для омовения.
Спустя четверть часа он поднял на руки почти уснувшего Вэй Усяня и опустил его в бочку, которую поставил рядом со своим письменным столом. Вэй Усянь немного отмок и снова ощутил прилив бодрости. Похлопав по краю деревянной бочки, он спросил:
— Не составишь мне компанию? Ханьгуан-цзюнь!
— Чуть позже.
— Почему это чуть позже? Давай сейчас!
Лань Ванцзи бросил на него взгляд, будто задумавшись о чём-то. Спустя пару мгновений он сказал:
— Прошло четыре дня с тех пор, как мы вернулись. В цзинши сломано четыре бочки.
Его взгляд заставил Вэй Усяня почувствовать себя так, будто он должен оправдаться:
— Не я виноват в том, что бочка сломалась в прошлый раз.
Лань Ванцзи положил коробочку с мыльным корнем поближе, чтобы Вэй Усянь мог дотянуться, и спокойно произнёс:
— Это я виноват.
Вэй Усянь полил на шею пригоршню воды, которая потоками стекла по красным следам поцелуев, что от омовения становились ярче и притягательнее.
— Ага. И в позапрошлый раз я тоже ни при чём. По правде, если рассуждать логически, каждый раз это ведь ты их разбиваешь. С самого первого раза ты так и не изменил дурной привычке.
Лань Ванцзи поднялся и вышел, а когда вернулся, поставил возле руки Вэй Усяня сосуд Улыбки Императора, затем снова сел за письменный стол и произнёс:
— Да.
Стоило Вэй Усяню вытянуть руку чуть дальше, и он сможет пощекотать Лань Ванцзи по подбородку. Что он в действительности и сделал. Лань Ванцзи взял несколько сплошь исписанных листов бумаги и начал читать, попутно делая краткие критические замечания. Вэй Усянь, отмокая в воде, открыл сосуд с вином, сделал глоток, запрокинув голову, и между прочим спросил:
— Что ты читаешь?
— Записи о ночной охоте.
— Те, что ребятня написала? Но ведь в твои обязанности не входит проверка их записей, разве нет? Помнится, этим занимается твой дядя.
— Дяде недосуг. Иногда я помогаю.
Наверное, Лань Цижэнь занимался другими более важными делами и временно передал эту обязанность Лань Ванцзи. Вэй Усянь вытянул руку и взял пару листов. Просмотрев их, он произнёс:
— Твой дядя… на два абзаца строк всегда расписывал примерно пару сотен иероглифов замечаний, а в конце ещё подводил итог на тысячу. Я даже не представляю, где он брал столько времени, чтобы писать всю эту критику. А твои комментарии в самом деле очень краткие.
— Разве краткость — это плохо?
— Хорошо! Лаконично и ясно.
Лань Ванцзи делал краткие заметки вовсе не потому, что выполнял работу недобросовестно или хотел сэкономить бумагу. Даже в самой простой работе он не допускал ни капли небрежности. Всё дело в привычном поведении: не важно, в речи ли, на письме ли, для него каждое слово, каждая капля туши — на вес золота, излишнее многословие не в его характере. Вэй Усянь погрузился с головой под воду, через какое-то время вынырнул, одной рукой схватил мыльный корень и принялся втирать в мокрые волосы, а другой — снова взял со стола листы с записями, быстро просмотрел и вдруг прыснул, не в силах сдержать смех:
— Кто это написал? Так много ошибок, ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха… Так и знал, что это Цзинъи. Ты поставил ему И (3).
— Да.
— Из всей огромной стопки я увидел И только у него. Бедняжечка.
— Слишком много ошибок и пространных описаний.
— Что ему грозит за такую оценку?
— Ничего. Перепишет заново.
— Он должен благодарить тебя за это, всё же такое наказание намного лучше, чем переписывать в стойке на руках.
Лань Ванцзи молча собрал все записи учеников, которые Вэй Усянь разбросал как попало, аккуратно упорядочил и сложил рядом ровной
стопкой. От созерцания его действий уголки губ Вэй Усяня сами по себе загнулись вверх.
— Что ты поставил Сычжую? — спросил он.
Лань Ванцзи вытянул из стопки два листа и протянул ему:
— Высшую оценку.
Вэй Усянь взял записи Лань Сычжуя, просмотрел их и заключил:
— Иероглифы написаны очень аккуратно.
— Изложение упорядоченное и детальное, чётко прослеживается нить повествования, всё сказанное — по существу, точно подмечено главное.
Вэй Усянь пролистал стопку в руках, затем обратил взгляд на ту, что ещё осталась на столе, и спросил: