Маковый венец
Шрифт:
Тем не менее, деревенский староста дал согласие на визит в Кастильо Рохо.
По широким сходням на причал спустили машины. Борислав и Луиза сошли следом. С ним были семеро его приближенных: законник, секретарь и пятеро предводителей дружин наемников, между делом получившие «генеральские» лычки. Луиза настояла, чтобы взять с собой Нильса. В присутствии бывшего каторжника ей было спокойнее.
Нильс держался поблизости, расслабленный и собранный одновременно, каждую секунду готовый нападать и защищаться.
Они расселись по мобилям и покатили по извилистой пыльной дороге вглубь острова. Песок взвился из-под колес и бросился им в лица. Девушка заслонилась от него рукавом.
– Везде одно и то же, – начал делиться впечатлениями Нильс. одновременно ковыряя в стальных зубах каким-то гвоздиком. – Дома эти из навоза и соломы, пахнет козами и бобовой похлебкой. А, ну рыба еще, гады морские склизкие. Бабы с усами, все как одна.
– К чему ты это? – отозвалась Луиза.
– Да ты не видишь ничего за пылью, а я вот рассказываю.
– Спасибо, только мне все равно.
– Ну, а я о чем? Посмотреть-то не на что!
– Что, и тебя заела тоска по родине? – устало спросила она.
Нильс цокнул языком и пожал плечами. На ее вопрос неожиданно откликнулся один из генералов, Лидус, уроженец какого-то мелкого южного феода.
– Я вот вернулся бы домой, если бы там такой нищеты не было. Нет ничего прибыльнее войны, а там даже воевать не с кем. И земля тощая, как мой первый кошелек. Подался я в банду. Врываемся мы, значит, в дом к фермеру, а у него дети с голоду помирают, животы распухшие, а глаза огромные, будто сейчас выпадут. Ты вот видела, как это бывает?
Луиза покачала головой, закусив губу.
– А я видел. И оттого бежать хочется, да подальше, в самую кровавую канитель… Только бы тот дом пустой, холодный забыть.
Лу не знала, что ответить. Иногда ей казалось, что она уже видела самое ужасное. Но каждый раз жизнь с усмешкой подбрасывала ей карты все крупнее.
Машины подъехали к воротам усадьбы, которую венчал Кастильо Рохо – жемчужина и сердце всех бед Малого острова.
Дворцом его можно было назвать с большим снисхождением: всего два этажа из красного кирпича, крышу, устланную карминной черепицей, венчал купол обсерватории, треснувший, как яичная скорлупа. Подворье большое и запущенное – некогда ухоженные розовые кусты местами торчали почерневшими остовами, а где-то тянулись слабыми побегами у самой земли. Колонны до балкона наверху увил плющ, а сверху к нему тянулись плети бегоний; дикий виноград душил садовые скульптуры. Застекленный эркер под балконом украшала лепная фигура сирены – тоже красной, оттенка сепии – она разводила округлыми руками над аркой, страдальчески закатив глаза, будто оправдываясь за все ужасное, что происходило или могло произойти под крышей этого дома.
Луиза вышла из мобиля и отряхнулась от пыли. Они шли к этому дню всю весну, и они дошли. Девушка глубоко вздохнула, и по венам словно разлилось жидкое олово. Ей было легко, и в то же время она будто была вне своего тела: плоть без страстей, дух без сомнений. Жаль только, что нельзя остаться такой навсегда.
У ступеней их уже ждал деревенский староста: высокий мужчина в летах с уродливым рубцом через щеку и подбородок. Его голубые глаза холодно наблюдали за прибывшими из-под черных бровей, рот с выступающей нижней губой неприязненно кривился.
– Они уже внутри, вошли час назад, – вместо приветствия сообщил он Бориславу.
– Мы опоздали?
– Нет. Они прибыли раньше.
Борислав кивнул, совершенно не удивленный тем, что условия встречи нарушались еще до ее начала.
– Я должен вас досмотреть. Мы ведь не хотим проблем.
После второго кивка, староста подозвал помощника, ранее ими не замеченного. Вдвоем они спешно ощупали полы легких курток, рукава и штанины. Луиза не стала исключением, хотя ей уделили меньше внимания, и припрятанное на сердце там и осталось.
Нильс, повозмущавшись для виду, выложил на подставленную мешковину четыре ножа с деревянными и костяными ручками. Девушка наблюдала за этим спектаклем отстраненно, олово в ее крови вытесняло все эмоции.
Она чуяла свою цель: Сильвио Мартинес был близко. Алькальд Фиеры будто распространял гнилостный запах, который невозможно было с чем-то перепутать. Пусть не он сам задумал, как сгубить ее близких, но он лгал с помоста жителям города, он отдал приказ о повешении, он сделал так, что разъяренный Вендель понесся в Белую Усадьбу, чтобы погибнуть там.
Борислав никому не отдаст Краузе, но жизнь Мартинеса принадлежала только ей.
«Сначала я прострелю ему обе руки, – рассуждала Луиза. – Да, руки. Тогда он не сможет выстрелить в ответ».
После досмотра их впустили внутрь Кастильо Рохо. Там царили те же запустение и разруха, что и в саду вокруг. Держась позади, Луиза осматривалась на ходу. Окна первого этажа были выбиты и находились близко от пола – отличная позиция для стрелков. По вспухшему паркету перекатывались иссохшие прошлогодние листья. Когда эти листья еще были почками на ветвях, дорогие ей люди были живы. Мраморная лестница без перил широкой спиралью уходила на второй этаж. Процессия двигалась дальше, мимо оранжереи, полной сорняков и диких цветов. Хорошее место для засады.
Отметив про себя еще пару слабых и сильных точек первого этажа, Луиза вслед за всеми вошла в зал западного крыла. На стенах округлого помещения лежали широкие мазки сажи, но других следов пожара не было.
«Когда они пришли за своим алькальдом, у них были факелы» – решила Луиза.
– Вы опоздали, сеньор Милошевич, – пронзительный мужской голос вспорол воздух.
Луиза оторвалась от теней прошлого и посмотрела в глаза тем, кого ненавидела.
– Не знаю, как у вас в Кантабрии, но у нас подобное нарушение договоренности считается оскорбительным.
Пятеро алькальдов в одинаковой песочной форме с золотыми галунами и эполетами, в одинаковых черных сапогах для верховой езды, начищенных до жирного блеска, сидели в креслах, оставшихся от господской обстановки. Некому было оберегать мебель от солнца и сырости после погрома, и белая краска лепестками сползала с дерева.
Их лица были разными, но Луиза не стремилась запоминать их. Ей было довольно знать имена, мелькавшие в разговорах и письмах. Старые или молодые, худощавые или утопающие в складках – не имело значения. Главное, что среди них был Мартинес. И он смотрел прямо на нее.