Малайсийский гобелен
Шрифт:
– Молодой человек, я не очень люблю представления, хотя сам написал пьесу, которая...
– В этом случае, господин, не знаю как ваше имя, я вам не пригожусь. Я актер, а не импресарио, поэтому...
– Извините, но я не собирался просить об услуге, я хотел предложить свою.
Он с достоинством поправил куртку, с нежностью прижав к себе ящик.
– Мое имя - Отто Бентсон. Я не из Малайсии, а с Севера, из Толкхорна. Превратности судьбы и напасти, преследующие бедняков и делающие их жизнь проклятием, привели меня сюда несколько лет тому назад. Я верю в то,
– Работу? Какую?
Лицо старика стало очень суровым - передо мной стоял незнакомец, рассматривавший меня с видом человека, совершившего непростительную ошибку.
– Работу по профессии, конечно. Роль в пьесе,- сказал он сквозь зубы,если ты сейчас свободен, я предлагаю тебе работу с моим заноскопом.
При взгляде на Отто Бентсона моя решимость никогда не стареть укрепилась в очередной раз.
– Возможно, у вас найдется работа и для моего доброго друга, Гая де Ламбанта, который почти так же знаменит, молод, беден и искусен, как и я?
Де Ламбант добавил:
– Один бедняк помогает одному бедняку или может помочь сразу двоим?
На это старик ответил, что в его скромный замысел вписывается лишь один человек. Кроме того, и маг по прозвищу Глас Народа, и личный астролог, основываясь на своих предчувствиях, указали, что бедняком, которому нужно помочь, является мастер Периан де Чироло.
Я спросил, что такое заноскоп - театр, что ли?
– У меня нет театра.- Старик понизил голос, придвинулся ко мне, став между мной и де Ламбантом, взял меня за пуговицу и тихо произнес: - Я не хочу говорить на улице. У меня много врагов, а у государства везде глаза и уши. Приходи в мое бедное жилище и увидишь сам, что я тебе предлагаю. Это имеет отношение скорее к вечному, чем к суетному. Я остановился недалеко отсюда, по другую сторону собора св. Марко, в постоялом дворе на улице Выставок, у таверны "Темный глаз". Приходи и увидишь сам, сбываются ли предсказания.
Позолоченный экипаж, прогромыхавший слишком близко, дал мне возможность отодвинуться от старика и не потерять при этом пуговицу.
– Возвращайтесь в свою таверну и к своему постоялому двору, наш почтенный друг. У нас есть другие дела, не имеющие отношения к заноскопам и звездам.
Он стоял передо мной, крепко сжав ящик под мышкой, прикусив губы. Его лицо ничего не выражало: ни разочарования, ни гнева. Лишь рассеянный взгляд. Казалось, он делал обо мне запись в канцелярской книге, хранящейся в его голове. Мы продолжили путь.
– Тебе следовало бы сходить и узнать, что старик может предложить. Никогда не упускай случая выдвинуться,- заметил де Ламбант.- По лохмотьям видно, что он богатый скупердяй.
Возможно, старик удрал из Толкхорна, прихватив сокровища города.
Подражая акценту Бентсона, выдававшему в нем северянина, я повторил его фразу:
– У меня есть враги, а у государства - глаза и уши... Может быть, он прогрессист или кто-то еще в этом роде. Я точно определяю людей, Гай. Поверь мне, старый притвора не предложит ничего, кроме повышенной цены на редкий товар.
– Может, ты и прав.
– Никогда не слышал, чтобы ты признавал это раньше. Де Ламбант выплюнул косточку персика прямо в сточную канаву.
– Я тоже достаточно точно оцениваю людей и считаю, что Поззи Кемперер не предложит нам ничего, не считая пинка под зад, если мы покажемся в его доме сегодня. Последую-ка своему первоначальному намерению и пойду к Труне. Там должен быть и Портинари, если только он выпросил прощение у отца. И Кайлус, если его пощадили быки. Моя дружба с Кайлусом становится все прочнее, благослови меня Господь. Пошли со мной.
– Но мы же решили идти к Кемпереру. Его лицо приняло дерзкое выражение.
– А сейчас я передумал. Я знаю, твое единственное желание - увидеть жену Кемперера. Она предпочитает тебя мне, так как близорука, чертова девчонка. Увидимся вечером у Труны?
– Что кроется за вашей неожиданной дружбой с Кайлусом? Кайлус Нортолини был молодым человеком со множеством сабельных шрамов и любовных побед, однако его надменный вид был не всем по вкусу.
Склонившись в подобострастной позе нищего с протянутой рукой, де Ламбант произнес:
– У Кайлуса всегда есть деньги, и он щедр. Он любит производить впечатление, а я очень впечатлителен.
Рука нищего приняла форму лапы с выпущенными когтями, голос изменился:
– И у меня сложилось впечатление, что сестра Кайлуса, Бедалар, очень красива и щедра. Я встретил ее и Кайлуса вблизи от Арены. Бедалар зажгла мое сердце и все остальное.
С этими словами де Ламбант покинул меня, изменив походку на ту, которая, по его мнению, подобала развратнику, каковым он себя и считал.
Де Ламбант направился в сторону крытых аркад Дворца Посетителей, я же в Благоуханный квартал, где жил наш достойный импресарио. В течение всех веков существования победоносной Византии сюда прибывали корабли с пряностями. Они проходили канал Вамонал, где проворные грузчики разгружали ароматный груз. В наши дни торговля шла не столь интенсивно, и часть складов превратилась в жилые дома. За исключением двух человек, играющих на флейтах, на улице никого не было.
Я подошел к дому Поззи Кемперера и назвал себя. В воздухе витал слабый аромат кардамона и гвоздики, напоминавший о прошедших днях. Пройти через двор Кемперера всегда было непросто. Он был завален поломанными экипажами, кусками разбитых скульптур и охранялся рычащими собаками. В клетке, в темном углу, сидел Альберт, обезьяна-ленивец, которого несколько лет назад привезли из Нового Света.
В свое время Альберт пользовался большой популярностью и был домашним любимцем, однако его приговорили к заключению в клетке после того, как он сильно удивил Поззи, укусив его за ягодицу в самый неподходящий момент. Поззи лежал в постели в объятиях примадонны театра. Очевидно, Альберт не смог преодолеть зависть к своему хозяину. Лакомые кусочки со стола господ больше Альберту не доставались. Теперь он ел вместе с собаками. Кемперер был злопамятным человеком, да и ягодица заживала медленно.